Кузнецов В.

«Концептуальный переводчик»: подступы к программе

Gestalt

[—> 00]

00. Начало

Начинать можно с чего угодно – это абсолютно неважно [—> 01.6]. Если начинаем с чего-то одного, обязательно цепляемся за что-то другое. Значит, нужно обратить внимание на само это сцепление [—> 04]. Неустранимость сцепленности раскрывает универсальную связность проблематики и любой предметности [—> 09.3], вязкость философских вопросов [—> 01.5].

Почему мы хотим называть философией [—> 01] то, чем мы занимаемся? Тихая и незаметная, мягкая и гибкая, мысль, возникающая каждый раз заново и делающая каждый свой шаг [—> 01.4] всегда как первый [—> 00] (последующие шаги – технические следствия, промышленное производство), совершенно не обязательно должна именовать себя «Философия®», хотя именно в философии принято было постоянно отказываться от привычного и обычного способа мысли и действия или, по крайней мере, подвергать его критическому переосмыслению. Ибо здесь важнее движение обнаружения и преодоления неявных предпосылок, установок и допущений, выявление неодолимостей [—> 09.1] и принятие этого вызова [—> 02], нежели соблюдение ритуалов ради них самих или в силу отсутствия очевидной альтернативы.

01. Что такое философия?

Философия – странная штука, она постоянно трансформируется и мутирует, отказывается от самой себя, чтобы затем опять к себе вернуться [—> 01.5], распадается на различные течения, которые затем снова сливаются и переплетаются, сходятся и расходятся. Непрерывный динамичный процесс.

Если у нас есть всезнание или откровение, нам не нужна философия. Если же нет – тогда нет и абсолютных точек опоры [—> 09].

01.1 Философия как проект

Крупнейшие философские концепции представляют собой более или менее разработанный замысел, расчерченный проект – неважно даже, реализуемый или нет. В любом случае он остается нереализованным. Для философии выполнение (производство, тиражирование) неважно и неинтересно (этим занимаются другие доминионы культуры). В той степени, в какой мы вообще различаем одно от другого – проектирование от строительства, слово от дела. Ведь проект должен быть все-таки создан, а слово может стать делом. Следовательно, и создавать надо [—> 02.1] проективную философию.

01.2 Философия как оператор

Если философия предпринимает рефлексию предельных оснований всей культуры, претендует на критическое рассмотрение всего разнообразия мира в целом, то тем же самым жестом, обеспечивающим ее универсальность, она обрекает себя также вникать и в специфику каждой отдельной культурной формы, каждой сферы и области мира. Философия пускает побеги: наряду с философией науки появляются отдельно философия математики, философия физики и философия биологии, а наряду в философией природы и философией культуры – еще и философия истории, философия права, философия искусства и т.д., и т.п.

Поэтому философию – в аспекте ее бесконечных областей приложения, причем потенциально порождающих не только отдельные направления, но и целые дисциплины – уместно рассматривать в качестве оператора: « философия Х » или даже «философия ( )», где в качестве переменной-аргумента может выступать все что угодно. Другое дело, что простой подстановки, образующей голый лозунг или манифест, будет, само собой разумеется, совершенно недостаточно – для формирования исследовательской программы потребуется более или менее разработанный и рефлексивно выписанный проект [—> 01.1]. Так реализуется один из способов взаимодействия различных культурных доминионов [—> 06] – отображаясь [—> 08.1] один на/в другой, оба видоизменяются и, тем самым, получают возможность распространяться, выполняя свои программы на все новом материале. Таковы, например, философия образования [—> 07.3] и философия фантастики [—> 07.1].

01.3 Философия как конфигуратор

Тематизация неосознаваемого и проблематизация очевидного – главная задача философии. Если у нас уже есть принятые правила, то надо по ним играть – но тогда уже мы никогда не выйдем за их рамки, хотя и будем порождать все новые и новые партии (таковы тривиальная или изощренная комбинаторика логики, где эволюция исследовательской дисциплины совсем не следует правилам логических исчислений). Если правил нет или мы готовы отказаться от имеющихся, то тут и появляется философия, предлагающая правила для игры без правил, правила для выбора или предпочтения правил за рамками правил, правила для нарушения правил и т.д. Изящным жестом развеяния иллюзий философия создает новые иллюзии, жест разоблачения метафор порождает иные метафоры.

01.4 Философия пути как путь философии

Для самостоятельного развертывания и удержания мысли нужна смелость и решимость найти пути, по которым еще никто не ходил, отправиться в неизведанное, которое вовсе не гарантирует успешных результатов.

Чтобы пойти, приходится нарушать неподвижность и оставлять следы; чтобы что-то сказать, приходится нарушать молчание и делать выбор [—> 02.1] каких-то слов и ходов – иначе ничего не получится.

Сначала мы научимся ходить правильно (по нахоженным дорожкам известных концептуальных пространств, где картами будут выступать разнообразные прочерченные развертки [—> 05.2]), затем – будем ходить неправильно (по неизвестным пространствам). А как иначе можно будет пойти туда не знаю куда, чтобы принести то не знаю что?

01.5 Вязкость философии

Любая философская проблема, как известно, уже содержит в себе всю философскую проблематику в целом. А любой философский вопрос может быть задан только так, что спрашивающий как таковой неизбежно оказывается под этим же вопросом.

Мало того, философия затягивает и не отпускает, даже концептуальный отказ от философии неизбежно совершается средствами самой философии. Отказ от культуры средствами самой культуры – это одно, а отказ от культуры вообще (даже с учетом его невозможности) – это совсем другое, подобно тому, как можно философствовать о кризисе или конце философии, а можно вообще философией не заниматься. Начало и конец совпадают или, по крайней мере, стремятся к этому – философия замкнута.

01.6 Философия как крохоборство

Вроде уже понятно, что интересно не только и не столько типическое, постоянно повторяющееся, характерное, хотя все равно до сих пор крайне редко встречается обращение к редкостям. И то же с мелочами, хотя именно на них все стоит и именно в них скрывается дьявол.

01.7 Система тотальной аргументации

Стремясь к невозможному, непостижимо-непостигаемому, постоянно запредельному, человек создает новые пласты, виды, формы, направления, мотивы и оттенки мысли, словно машина на гусеничном ходу, всегда возящая с собой свою дорогу и прокладывающая себе путь в любом направлении.

Мертвая петля философской аргументации охватывает саму себя собственным конституирующим жестом и затягивает – иначе все развалится. По меткому замечанию Хесле, действенность самого знаменитого аргумента философии – декартовского когито – базируется на том, что его отрицание ведет к перформативному противоречию.

01.8 Философия как концепции

Существует множество различнейших, взаимоисключающих, несравнимых и несоизмеримых позиций. Эти позиции, как и соответствующие перспективы, неизбежно оказываются односторонними. Целое [—> 04] собирается целью [—> 02.2], разные цели порождают разные концепции. Сцепленность [—> 09.3] же сохраняется всегда. Потянув за нее, можно по ниточке вытянуть различные связи. Может быть много разных с(о)боров. Если же все рассыпается, мы ничего не можем сказать. Или все, что мы говорим, оказывается равнозначным. (И еще неизвестно, что хуже.)

Мы уже не можем (как классические [—> 03] мыслители) утверждать: «существуют только мои истинные высказывания и прочие заблуждения». Что-то вижу я, другое увидит другой, остальное – для остальных.

01.9 Что-то еще

Подобно иллириону в определении Плавиневского, философия – это всегда что-то еще. Конечно, любой текст можно интерпретировать по-разному, но только ключевые философские произведения, продолжая традицию и никогда не исчерпываясь номинальной темой, самим своим внутренним контекстом задают новые перспективы и раскрывают новые горизонты. Философия постоянно норовит ускользнуть от любой предзаданной определенности. Пытаясь схватить и удержать философию жестко фиксирующими средствами, мы обязательно или промахнемся, или останемся с пустым слепком своего предубеждения на руках.

Остается открытым сакраментальный вопрос – нужно ли все додумывать до конца или надо вовремя остановиться?

02. Вызов и ставки

Задача [—> 02.2] создания философского проекта [—> 01.1] – всегда вызов, причем – предельный, радикальный, т.е. формирующий каждый раз все более грандиозную, беспримерную претензию. Претензию не просто создать еще одну, очередную концепцию, встроенную в ряд других, предшествующих и/или современных, но претензию совершить переворот, необратимо меняющий сам строй мысли. Игра философии ведется на высочайших ставках.

02.1 Выбор

Философия как процесс представляет собой перманентный выбор – вызова [—> 02], ставки, цели [—> 02.2]. Однако, предельным случаем выбора окажется выбор отказа от выбора – последовательное ускользание от всякой определенности. Выбор, не уменьшающий, а увеличивающий размерность концептуального пространства [—> 08.2] возможностей. Изнанкой проблемы выбора вариантов будет выбор оснований, критериев, конечных целей и поля для выбора.

02.2 Цель

Если уж решать задачи [—> 02], то – те, которые решения не имеют. Заведомо имеющие решение задачи тривиальны и неинтересны. А ведь радикальный жест необходимо одноразового применения должен породить ошеломляющий эффект – удивление.

Что должно быть целью философии – неужели самотождественность (Я-идентичность)? Или даже решение жизненных проблем? Или всего-навсего тексты?

Мы должны работать одновременно со всеми различнейшими концепциями, направлениями и т.д. Однако во все стороны сразу идти нельзя [—> 09.1] (Какого рода эта невозможность?). Остается только сворачивание и разворачивание [—> 05.2] по разным линиям-полюсам [—> 05.4], кодировка/раскодировка [—> 08], суперпозиция взаимоотражений [—> 06] и т.п.

02.3 Непозиционная позиция

Например, любое предисловие – это странная попытка разместить некоторые слова до слов, что-то сказать до говорения; попытка предупредить и предвосхитить дальнейшее, причем уже сказанное, уже написанное, уже напечатанное (и, тем самым, начать текст до его начала). Так и философия стремится занять странную, необычную позицию вненаходимости – сделать что-то до и вне всякого действия.

02.4 Несистемная система

Противостоя так называемого здравому смыслу, философия всегда несистемна, выпадает из расчерченных полей и расписанных правил, работает в зазорах между системами или во внутренних просветах самих систем, разворачивает неизотропный лабиринт, клубок расходящихся тропок [—> 04.1] со множеством входов и выходов, меняющихся благодаря разнообразным условным модификаторам.

02.5 Провокация

Вырожденный случай провокации, понимаемой как манипуляция («На воре шапка горит!»), концептуально не интересен – поскольку представляет собой тривиальный рикошет, пусть даже и от ментальных представлений. Намного интереснее провокативная (а не провоцирующая!) ситуация, которая заставляет действовать, но не задает ограниченного набора возможных вариантов выбора [—> 02.1].

Философия вовсе не должна оправдывать наши ожидания; наоборот, философия должна каждый раз нас удивлять [—> 02.2] и заставлять пересматривать наши взгляды (хотя и не обязательно их менять).

02.6 Тайна

Зачаровывающая притягательность таинственного намечает ключевые фрагменты мира, своего рода стыки, швы, скрепляющие и оттеняющие основные, яркие, наиболее заметные компоненты. Из тайны находят и в тайну уходят начало [—> 00] и конец всего. Тайна присутствует везде, от тайны невозможно избавиться [—> 09.3], чтобы взглянуть со стороны. Именно ускользающая неопределенность, маскирующая не только само потаенное, но и таинство его особого статуса, создает и удостоверяет тайну как тайну. Настоящая тайна всегда утаивает собственное наличие. Подобно тому, как исчезает из поля зрения предмет, образ которого на сетчатке глаза попадает на слепое пятно, сохраняя при этом не разрушенной иллюзию полноты и непрерывности сферы визуального восприятия.

03. Постклассика

По аналогии с типологическим разделением на классику и неклассику стоит уже саму неклассику разделить на классическую и неклассическую. Классически неклассические мыслители утверждали принципиальную зависимость и предопределенность субъекта (сознания, знания, понимания, истины…) от фундаментальных бытийственных обстоятельств – таких, к примеру, как экономические отношения (Маркс), или бессознательные порывы (Фрейд)… – но вместе с тем также и возможность для выделенного субъекта (политэконома-марксиста или психоаналитика-фрейдиста…) все эти обстоятельства отчетливо и ясно увидеть, правильно учесть и, тем самым, стать de facto независимым от них, т.е. в неклассической ситуации [—> 03.1] продолжали нерефлексивно реализовывать вполне классическую стратегию. Неклассически неклассические мыслители стремятся отрефлексировать и критически переосмыслить установки классики, чтобы при необходимости от них отказаться.

03.1 Ситуация

Постклассическая ситуация провокативна [—> 02.5]. Уже вроде бы ясно, что проект [—> 01.1] классики не только невыполним, но и не стоит выполнения, что классические подходы практически нигде не работают. Однако, совершенно непонятно, что же со всем этим делать – то ли не замечать, то ли объявить несущественным извращением, то ли начать в лучших академических традициях описывать, то ли решить, что теперь все можно…

А ведь само разделение классики и неклассики нельзя по понятным причинам представлять классически, в виде бинарной оппозиции. Это разделение проективно и конструктивно; оно типологическое, а не историческое; вдобавок требует введения нового уровня рефлексии [—> 03.2] для тематизации и проблематизации разрыва посредством целого веера стратегий второго порядка.

03.2 Порядки рефлексии

Для того, чтобы отрефлексировать свое видение какого-либо предмета, мы должны сконцентрировать свое внимание уже не на предмете; чтобы отрефлексировать свою рефлексию (рефлексия рефлексии, рефлексия второго порядка), надо забраться на еще один рефлексивный этаж, увидеть который можно будет только с более высокого – когда мы воспринимаем сам предмет, наше восприятие остается для нас невидимым… Неклассика [—> 03] работает на более высоких рефлексивных этажах.

03.3 Релятивизм

Если все относительно, то же относится и к этому утверждению. Релятивизм – это вовсе не произвол и никоим образом не вседозволенность. Просто отсутствие абсолюта.

03.4 Так называемый постмодернизм как завеса

Поразительна иррациональная ненависть к постмодернизму – у ревнителей «чистого» рационализма, потрясающа сила априорного отторжения постмодернизма – у поборников спокойного критического анализа, изумительна агрессивная неприязнь к постмодернистам – у сторонников невозмутимой академичности, удивительна апелляция к авторам и к социокультурному контексту постмодернизма – у приверженцев абсолютной и бессубъектной объективности. Вполне достойные невежественной неразборчивости «защитников» оного. В результате постмодернизм воспринимается как завеса, за которой ничего не видно. Что же представляет собой так называемый постмодернизм – изысканное и тонкое издевательство над читателем, здравым смыслом, традицией и господствующими представлениями, ниспровержение общепринятых ценностей, паразитирование на классических текстах и социокультурном контексте, разрешение на самовольное самодурство, отбрасывание и забвение преодоленной метафизики или же серьезное и трудное обсуждение принципиальных и фундаментальных проблем и вопросов, кропотливая работа мысли по выслеживанию незаметных и неуловимых сил, воплощение настойчивого и неутолимого стремления к правде? (Кстати, можно ли так ставить вопрос?) Открытым оказывается вопрос и о достойном ответе на этот провокативный вызов [—> 02].

04. Единство мира

Изначальный замысел философии – охватить все. Однако, все появляется в результате осуществления этого акта, задается самим этим жестом. То, что было охвачено, и есть все. Остального просто нет. Поэтому любые философские концепции – это различные способы описания единства мира. В этом смысле единство мира – это не утверждение, а условие возможности философии как таковой, подобно тому как абсолют представляет собой конструкцию, независящую от собственного существования.

Попытки концептуального отрицания единства мира при ближайшем рассмотрении оказываются отрицанием только вульгарно-натуралистического или классически монистического его понимания, рассматривающего мир как монолитную глыбу субстанции, поскольку все равно нечто утверждается о неизбежно подразумеваемом мире в целом.

04.1 Мир

Самое, наверное, неопределенно-неопределимое и в то же время всеобъемлюще-самоочевидное – мир – постоянно присутствует везде и отовсюду неизбежно ускользает, как только мы пытаемся его схватить и зафиксировать. Отдельные части мира это еще не весь мир. Из-за своей тривиальной очевидности и неохватной грандиозности мир как таковой фактически и практически так и не стал специальной проблемой или даже хотя бы отдельной темой традиционной философии, которая в лучшем случае ведет свои речи скорее о понятии мира, об эволюции мировоззрения, о различных картинах мира.

Говорить о мире трудно, почти невозможно избежать риска запутаться в мелких частностях или попасть в замкнутый круг рассуждений, где все связано со всем. Не имея возможности сразу обладать целым и одномоментно выразить это целое, мы вынуждены проводить различия, выделяя [—> 05.4] бинарные оппозиции, триады, тетрады и т.д., и т.п. Освоение мира выступает одновременно освоением самого себя, и наоборот: одно без другого невозможно.

04.2 Единство

Разнообразие концептуализируется разными путями. Получившееся единство может схватывать некую множественность и системно, и внесистемно [—> 02.4] – как парадигмальный или метапарадигмальный [—> 03.2] концепт, который, правда, обычно рассматривался в традиции как служебная, операционально-техническая философская категория.

04.3 Полиэкранность

В последовательно неклассическом [—> 03] философском смысле будет неважно, то ли некоторый подразумеваемый мир [—> 04.1] «сам по себе» раскладывается на отдельные [—> 05.4] срезы и ракурсы [—> 06], которые вдобавок могут проецироваться [—> 08.1] друг в/на друга, то ли разные изображения на разных экранах могут быть сложены в некоторый интегральный голографический образ, который и окажется в этом случае доступным нам миром, созданным или открытым.

04.4 Полиморфность

Более того, философские высказывания являются всегда в принципе переинтерпретируемыми [—> 08], перемодулируемыми, что дает им возможность встраиваться практически в любую философскую систему, хотя и с некоторыми искажениями. Иначе говоря, все философские конструкции проецируются [—> 08.1] друг на друга, каждая по-своему. Поэтому совершенно неважно, что положено в начало [—> 00] размышления – бытие, идея, время, структура, текст, воля, понимание, власть или любое другое. И подобно тому, как при чтении романа фиксируется не фактура бумаги и вид использованного шрифта, а перипетии сюжета и действия героев, основная задача восприятия философского текста заключается, наверное, в том, чтобы выделить не отдельные особенности концепции того или иного мыслителя (это специальная, конкретная и сама по себе небезынтересная проблема), а попытаться все-таки уловить хотя бы контуры того, что проступает за каждым таким текстом.

05. Технологии

Вообще, самое простое – действовать по правилам, особенное если эти правила есть и ими многие руководствуются. Но откуда берутся сами эти правила? Например, существуют законы, описывающие, как должны приниматься разные юридические нормы. Но откуда законодатели должны узнавать, что конкретно они должны предписывать или запрещать? Вот философия и занимается разработкой правил для самих правил или правил для игры без правил. Вообще, любая концептуальная система, достигшая определенного уровня сложности, неизбежно начинает отображать и представлять, по-видимому, какой-то аспект мира, все равно как в любой достаточно хорошо отполированной поверхности начинает отражаться окружающее.

05.1 Отождествление и различение

Фундаментальные (поскольку простейшие и далее неразделимые) операции составляют одну из глубочайших проблем философии – о сходстве несходного и о несходстве сходного.

05.2 Развертки

По разным направлениям, линиям, полюсам [—> 05.4] происходят и могут быть отслежены складывания и раскладывания взаимных проекций [—> 08.1] – одновременность и последовательность, синхрония и диахрония, пространственные и временные последовательности, локально-региональные области и отдельные цивилизации-культуры.

Аналогичным образом стоило бы, скорее всего, расположить и зеркальные поверхности всех доминионов культуры [—> 06] – не в виде запутанного лабиринта с разветвляющимися коридорами, убегающими в разные стороны, а в виде просторного зала: тогда можно ожидать проявления своего рода голографического изображения как результата интерференции отблесков соответствующих ячеисто-мозаичных структур.

05.3 Магматика

Предложенный Касториадисом для обозначения многообразия неперечислимых компонентов концепт магмы удобно использовать для описания технологии размягчения жестких застывших конструктов и расплавления их в ту изначальную допонятийную магму, из которой они выкристаллизовались. Такого рода магма неизбежно оказывается универсальной, единой безосновной основой [—> 09.2] мира [—> 04.1].

05.4 Многополярность

Полярность выступает специфическим способом внутренней организации какого-либо единства (целостности, предмета, явления, события, универсума рассмотрения), характеризующегося наличием особых выделенных точек-полюсов, которые фокусируют предельно-граничные экстремальные значения соответствующих, принципиально не сводимых друг к другу параметров. Вырожденными случаями полярности выступают: во-первых, моноцентричный и унитарный фундаментализм классических представлений (монополярность), а во-вторых, дихотомия бинарных оппозиций, задающая минимальные опорные модули любой структуры (биполярность, дуальность – частным случаем которой будет диалектика). Онтологические, гносеологические и аксиологические основания и установки неклассических и постнеклассических концепций существенно базируются на принципах полифундаментальности, гетерогенности и альтернативности (многополярность). Полярность символизирует противостояние контрастных компонентов мира и концептов теорий (полюса координатные, магнитные, географические, климатические…), метафизических сил, стихий, ценностей (Свет–Тьма, Хаос–Космос, Инь–Ян, Огонь–Вода–Земля–Воздух, Истина–Добро–Красота…), божественных личностей (Осирис–Сет, Ормазд–Ахриман, Брахма–Вишну–Шива, христианская Троица…) и т.д., и т.п. Аналогичным образом постепенно появляются в языке специальные слова для обозначения разных цветов, причем сначала выделяются самые яркие, основные цвета – красный, зеленый, желтый, синий, а только затем уже – коричневый, оранжевый, серый и т.д.

05.5 Ошибки

Давно известно, что ошибаться человеку свойственно, но и сегодня по-прежнему принято (за единичными исключениями) ошибаться относительно значимости ошибок. Великие философы прошлого велики и своими ошибками, и противоречиями – ведь новое п(р)оявляется всегда неожиданно. И прежде всего – там и тогда, где и когда ничего необычного, казалось бы, и быть не может. Ищем одно, а находим совсем другое. Главное – не пройти машинально мимо, а заметить и остановится. Однако именно это оказывается самым трудным.

05.6 Неочевидные очевидности

Самые очевидные очевидности – именно в силу своей самоочевидности – мало того, что остаются, как правило, почти незаметными, то есть практически незамечаемыми, и потому не подвергаемыми рефлексии, но еще и оказываются – при ближайшем рассмотрении – совсем не такими уж очевидными.

05.7 Неуловимые различия

Внимание к мелочам [—> 01.6] позволяет нам попытаться сопрячь навязчивость вязкой связности [—> 04] с раскалывающим разделением [—> 05.4], чтобы увидеть различное в повторении (бывают вопросы и вопросы), отделить интерпретацию от искажения, отличить наполовину полную бутылку от наполовину пустой и т.д., и т.п.

05.8 Поэтика аналитики

Философия – поэзия мысли, воспевающая поэтику бытия. Парадоксальным образом это наглядней всего видно на примере тех фантастически вдохновенных примеров, которые придумывают аналитики для обоснования своих безумно храбрых и непредставимо идеализированных минималистических концепций.

05.9 Эклектика

Сегодня принято с осуждением называть эклектикой свалку и/или помойку, куда набросаны в хаотическом беспорядке любые куски любых концепций. Однако, это совершенно не мешает любить разного рода салаты и винегреты. А ведь исторические эклектики прославились тем, что отказались выбирать [—> 02.1] между Платоном и Аристотелем, заявив, что они оба правы, – и оказались не так уж неправы.

06. Доминионы культуры

Попытки концептуального отрицания единства культуры отрицают только определенное прямолинейно-монотонное ее понимание, трактующее культуру как нечто однородное и по большому счету неизменное, ибо концепции автономных и локальных культур-цивилизаций нуждаются в как минимум в творце, способном их все обозреть и увидеть в их различии сходство.

Имеет смысл выделить пять доминионов культуры – философию, науку, религию, искусство и мистику – по признаку охвата каждым из них всего мира в целом, хотя и своим собственным способом в своем специфическом ракурсе, и построения своими собственными характерными средствами соответствующей картины мира. Причем любой целостный компонент любого доминиона обладает аналогичной способностью. Каждый из доминионов (в своих компонентах) отображает тогда не только сам мир, но и все остальные доминионы с их своеобразными картинами мира – подобно монадам Лейбница или элементам ожерелья Индры. Поскольку других средств восприятия и освоения мира у нас нет, постольку ничего другого, помимо доминионов и их картин, мы увидеть не в состоянии, подобно тому как не можем выпрыгнуть из сферы собственных представлений (хотя и можем их менять), чтобы помимо наших органов чувств (любых!) разглядеть, как там все обстоит на самом деле.

07. Приложения

Философия, будучи свободной творческой мыслью, критически относящейся ко всем догмам и очевидностям, вовсе не предполагает автоматически и с необходимостью получение какого бы то ни было утилитарного продукта; наоборот, задача философии, скорее, – развеивать и преодолевать иллюзии, в том числе и относительно традиционных и обычных прикладных схем и программ действия. Поэтому использование философии должно быть адекватно ее собственной задаче – культивировать чистое неангажированное мышление – в той степени, конечно, в какой это вообще возможно.

Попытки же превратить философию в прикладной инструмент для получения утилитарных практических выгод неизбежно приводит к уничтожению философии как таковой. Изначально раскованное и живое, философское мышление кристаллизуется сначала в концепцию, из которой очень соблазнительно и просто оказывается извлечь мировоззренческую позицию, которая затем застывает и необратимо отвердевает, становясь идеологией. Возможно, без идеологии невозможно обойтись политику для решения своих собственно политических задач, но умный правитель ведь должен стремиться к эффективной организации общества. Причем общество, даже будучи оптимальным объединением людей, – по большому счету – вовсе не самоцель и самоцелью быть не должно; социальность – только средство. Конечно, кто-то должен всегда заботится и об обществе, поддерживать его функционирование и совершенствовать его устройство, но система целей определяется в конечном счете системой ценностей, восходящих к тому или иному пониманию смысла жизни, а смысл жизни созданием даже идеального общества ведь не исчерпывается.

07.1 Философия фантастики

Благодаря своему неразрушительному разнообразию фантастика притягательна, она открывает новые концептуальные пространства и увлекает к удивительному, чудесному, таинственному, неведомому, необычному, сверхъестественному, выходящему за любые границы. Как часто бывает при попытках локализовать фантастику в жесткой понятийной сетке, все определенности начинают расплываться и, более того, размывают стереотипные схемы восприятия и мысли.

Фантастика творит особые миры – и ее безудержное варьирование миров вскрывает некоторые инварианты. Ситуация априорной и на первый взгляд абсолютной свободы творца в фантастике парадоксальным образом обнажает некие странные внутренние необходимости, ограничения, которые определяются не только и не столько спецификой избранного языка представления или последовательностью дискурсивной развертки, но и с какими-то, по-видимому, онтологическими условиями–условностями. Например, инопланетянин – это радикальная инстанция остранения, позволяющая занять максимально внешнюю позицию и разглядеть то, чего иначе вообще не видно: условность обычного, привычного, традиционного и неочевидность самих очевидностей. Фантастическое моделирование демонстрирует возможности максимально гибкого мышления и неординарных способов постижения мира. Фантастика предоставляет также уникальные возможности для переоценки всех ценностей или, хотя бы, для оценки иных версий ценностных иерархий и предпочтений. Предельный эскапизм остается неизбежно связанным с основным потоком жизни – вопрос всегда в том, от чего хочется убежать и куда. Фантастика почти незаменима и в демонстрации принципиальной условности всех форм человеческих взаимоотношений, пусть и воспроизводящих каждый раз устойчивую безусловность соответствующих необходимых функций.

Главный вопрос в том, какие предпосылки и допущения необходимы для существования фантастических произведений как именно фантастических, то есть не принимаемых за наглую ложь, попытку ввести в заблуждение или рассказ о реальной действительности. А ведь фантастика еще выражает изначально ограниченными средствами (обычный язык – может быть, минимально модифицированный или надстроенный) то, что эти средства заведомо превосходит (реалии, понятия, конструкты, концепты…), причем фантастические произведения в отличие от чисто формальных поисковых экспериментов авангарда и модернизма, с одной стороны, и от научно-популярной литературы, с другой, поддерживают неуловимо неустойчивый баланс контрастов привычного и необычайного, объясненного и чудесного, традиционного и нового, естественного и искусственного… Наиболее широко распахнутый и предельно заостренный (хотя, опять же, не до радикального излома) дискурс фантастики становится порождающим источником для заполнения выявленных лакун в признанных дискурсах или картинах мира. Подобно мысленным экспериментам в физике, фантастика провоцирует построение неожиданных концепций в других науках, среди которых уже впечатляющая коллекция воображаемых конструктов.

07.2 Непрямая референция

Принимаемый по умолчанию способ рассмотрения предметности предписывает непосредственно схватить и описать искомое. Но как возможно прямо и непосредственно зафиксировать то, что как раз исключает прямое соотнесение? Ведь для точного отображения чего-то неопределенного, зыбкого и размытого потребовалось бы использовать не менее расплывчатые средства – не в том, разумеется, смысле, чтобы для живописного изображения облаков воспользоваться кисточкой из тумана: тут уместнее вести речь о технологии и технике. С другой стороны, применение косвенных указаний при всей своей тонкости и гибкости привело бы к нечеткости результатов, порождающих бесконечное множество интерпретаций. Интуитивная ясность избранного фокуса нашего мысленного взгляда начинает немедленно замутняться при первых же попытках тщательно с ней разобраться.

Классический и, пожалуй, самый известный случай непрямой референции – это метафора, буквальное перенесение языковых значений, которое становится в некотором смысле модельным для всех случаев косвенного употребления слов. Однако даже метафора понимается через соотнесение с прямой референцией, через своего рода иерархическую суперпозицию различных прямых референций, когда эффект переноса достигается путем комбинирования и перекомбинирования смещаемых друг относительно друга смысловых векторов.

Как возможна непрямая референция? Зачем она могла бы быть нужна? Наверное, ответ на эти вопросы один и тот же. Если возможно балансировать между прямым указанием на конкретную предметность и бесконечной регрессией символических отсылок и отсрочек, то в таком случае оказывается возможным косвенное, непрямое свидетельство о том, на что никаким иным образом взглянуть не удастся. Иначе говоря, непрямая референция должна не просто кивать в сторону чего-то иного, могущего быть выраженным также и прямо, но должна оставаться единственным способом намекнуть на недоступное схватыванию, на постоянно ускользающее. Ведь если мы можем нечто переформулировать, выразить прямо или косвенно, назвать или метафорически описать, локализовать непосредственным указанием или изобразить, то совершенно незачем изыскивать какие-то еще изощренные средства освоения. Когда мудрец, изъясняющийся, по обыкновению, обиняками, изрекает, что, мол, если тебе на нечто указывают, то надо смотреть на указанное, а не на указующий перст или сам по себе жест указания, – это вовсе не универсальный рецепт всегда правильного действия (в конце концов, описанная ситуация может быть образцом как раз того, как надо указывать) и не инвариантный алгоритм понимания происходящего (возможно, совершенный жест был сигналом для группы захвата, сидящей в засаде), равно как и не тривиальный пример демонстрации действенности остенсивного определения, базирующегося на все той же пресловутой прямой референции, и уж тем более не способ блеснуть метафорическими красотами стиля, а попытка обратить внимание на недостижимое прямым указанием.

Таким образом, непрямая референция принципиально не укладывается в ряд риторических фигур. Она присутствует там и тогда, где и когда прямая референция бессмысленна или невозможна, – например, в священных текстах, произведениях художественной литературы (прежде всего – в стихах), философских трактатах. Достаточно несложно бывает сказать, как и с помощью чего непрямая референция разворачивается, но совершенно бессмысленно спрашивать, к чему именно она отсылает – ведь даже сама возможность ответа на такой вопрос превратила бы ее в прямую референцию. В отличие от метафоры, которую можно уподобить, пожалуй, мосту к другому берегу предметности – как вычурный и ажурный виадук, заменяющий упрощенно-утилитарный и чисто функциональный прямой мост простой референциальности, – непрямая референция похожа скорее на навесной, консольный мост над пропастью, наращиваемый в неизвестность, к невидимой цели…

07.3 Философия образования

Философия [—> 01], которая сама строится как коралловый риф и/или социальная эстафета, цепочка учителей–учеников, не может не отслеживать вопросы преподавания. Задачи классического [—> 03] образования просты и тривиальны: имеется некоторая сумма уже достигнутого знания и универсальный метод получения знания нового, которые и надо передать следующим поколениям. Собственно, вся идеология Просвещения и базируется на такого рода представлениях – если человеку объяснить, то он обязательно все правильно поймет и будет действовать в соответствии со своими знаниями, предсказуемо, рационально, справедливо. Опыт последних столетий свидетельствует, однако, что все не так просто. Оказывается, на самом деле никакого «на самом деле» нет, а поэтому прямолинейные механизмы просвещения не работают. И если даже работают, то не так, как замышлялось: к примеру, человек научается читать, но не понимает прочитанного – так называемый синдром функциональной неграмотности.

Радикальная смена представлений о мире [—> 04.1] требует и соответствующего пересмотра взглядов на человека, его развитие и образование. Подумать за другого нельзя, даже если очень хочется, поэтому не стоит и пытаться – каждый сам должен совершить акт мысли, хотя помощь со стороны и возможна и желательна. Ребенок, конечно, не маленький взрослый, но и не заготовка для взрослого, а более-менее (как и все люди – вместе и по отдельности) самостоятельный человек, субъект собственной активной деятельности. Нет смысла навязывать никому каких бы то ни было знаний и представлений, даже с самыми лучшими намерениями, – надо просто создать условия внутренней необходимости в знаниях или умениях и внесшей возможности эти знания или умения найти и освоить для решения собственных (опять-таки не навязанных) задач и проблем, возникающих в процессе личной активности, в процессе реализации собственных интересов и потребностей. Незачем механически загружать память набором сведений – лучше показать где и как эти сведения можно найти и получить, еще лучше дать возможность самому сделать открытие. Образовательный процесс осуществляется всегда во взаимодействии, поэтому учитель и сам должен быть заинтересован учиться, в том числе и у своих учеников. И не должен изображать из себя сверхчеловека, который все знает и все умеет. Не надо закрывать глаза на ошибки [—> 05.5], трудности и проблемы – ведь это критические точки роста; наоборот, надо им радоваться – сложнее всего как раз увидеть проблему, вообще задуматься над очевидным, привычным и в силу этого незаметным, невидимым. Поэтому нужно не только слушать, но и слышать; не только смотреть, но и видеть. Владение и оперирование целым спектром возможных схем и моделей, путей и способов, стратегий и практик позволяет более свободно ориентироваться в любой ситуации и находить эффективные решения и выходы. (Хотя, конечно, мудрый не попадет в такую ситуацию, из которой умный найдет успешный выход.) Исследовательский интерес неразрывно связан с творческим порывам, а гибкость познавания позволяет избежать стереотипных мыслей и действий.

08. Перевод

Полагание относительной автономности или даже абсолютной изолированности каждого отдельного социокультурного ареала по любым измерениям, казалось бы, совершенно отрицает общекультурное единство, утверждая, напротив, принципиальную фрагментарность и мозаичность различнейших компонентов. Действительно, об этом свидетельствуют на первый взгляд и афористический стиль письма Ницше, переполненный мифологическими символами, странными персонажами, необычными сценическими сюжетами, и как бы случайною эпизодически-ассоциативное построение текста у Пруста, представляющее поток сознания, и концепции локально-региональных культур–цивилизаций Данилевского, Шпенглера, Тойнби, и гипотеза лингвистической относительности Сепира–Уорфа и т.д., и т.п. Но одновременно эти же примеры самым парадоксальным образом подтверждают и единство культуры, поскольку неявно предполагают так или иначе возможность непрерывной процедуры–стратегии чтения–восприятия–интерпретации, стягивающей и связывающей все разрозненные элементы. Несопоставимость и несоизмеримость различных образов, картин мира преодолевается путем адаптирующего (и тем самым искажающего) проецирования, переноса оригинального содержания в иную смысловую среду, в чужую категориальную сетку. Своего рода интерференция разных подходов, взглядов порождает новые смыслы, пересечение различных социокультурных эстафет приносит открытия, неожиданные идеи. В этом и заключается схема концептуального перевода.

08.1 Проекции

Предположим, мы говорим об одном и том же. Если нет, никакая коммуникация не предполагается. Разные видения [—> 06] образуют различные проекции друг в/на друга [—> 04.3]. Однако, чтобы все работало, необходимы взаимодействие и сопоставление различных концепций. Даже коммуникативная катастрофа значима, а нонсенс – не бессмыслица (которая невозможна).

08.2 Концептуальное пространство

Так формируется вполне технологически просматриваемое поливариантное и многоразмерное концептуальное пространство, позволяющее прослеживать с необходимой и достаточной степенью подробности механизмы взаимовлияния и взаимодействия всех философских концепций в частности и доминионов культуры [—> 06] вообще в различных порядках рефлексии [—> 03.2].

08.3 Понимание как непонимание

Что такое понимание? Понимаем ли мы это? Даже когда нам приносят желаемое по нашей просьбе. Только непонимание продуктивно. Надо это понять.

Классические [—> 03] философы искали или пытались создать ситуацию, где понимание не является проблемой, поскольку достигается автоматически; вместо того, чтобы исследовать условия возможности действительной и действующей коммуникации и вырабатывать соответствующие методы и процедуры. Они устраняли проблему, вместо того, чтобы ее решать.

09. Границы и пределы

В постклассике уже отсутствуют беспредпосылочные [—> 09.2] (по)знания, высказывания и позиции (включая само это утверждение). И даже противоречие в некоторых положениях может оказаться мнимым, фиксируя разные части замкнутой траектории, подобно тому как мы, кажется, видим две стороны односторонней поверхности Мебиуса.

09.1 Неодолимости

Условия возможности осмысленного говорения неизбежно ограничивают нас – хотя бы в той степени, в какой мы не собираемся отказываться от смысла и/или претендовать на молчание. Заявка на всеохватность предполагает отсутствие изнанки (другой стороны просто нет) и лишает нас возможности оттолкнуться от чего-то другого.

09.2 Предпосылки и основания

В силу отсутствия абсолютов, на которые всегда можно опереться, приходится очень осторожно подходить к критическому рассмотрению и переосмыслению собственных точек опоры – хотя бы потому, что страшно их потерять. Как можно рубить сук, на котором сидишь или вытаскивать из-под себя ковер?

09.3 Сцепленность проблематики

Выбор [—> 02.1] между рациональным и иррациональным не может не быть иррациональным, равно как предпочтение дискурса внедискурсивному не может быть дискурсивным – ибо ни рацио, ни дискурс просто не могут действовать за своими собственными пределами. Поэтому приходится делать добро из зла, а точности достигать неточными средствами (действенность такого подхода демонстрирует, например, интернет). Наши достоинства суть продолжение наших же недостатков, как и наоборот, впрочем.

Дата публикации: 12.12.06
Проект: Библиотека форм

© Кузнецов В. 2006 

Сайт |©2004-2007 Censura