Нилогов А.

Владимир Васюков: формализация философии

Квантовая логика

Владимир Леонидович Васюков (род. 1948) – современный русский логик, философ. Доктор философских наук, ведущий научный сотрудник сектора логики Института философии РАН. Автор таких книг, как «Формальная феноменология» (М., 1999), «Квантовая логика» (М., 2005) и «Категорная логика» (М., 2005), «Формальная онтология» (М., 2006). «Им разработаны феноменологически ориентированные формальные языки, которые позволяют интерпретировать рациональные моменты философских учений выдающихся философов века Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра и др. Предложена и обоснована концепция формальной феноменологии как нового самостоятельного направления логико-философской мысли, возникшей на стыке нескольких дисциплин – онтологии, логики и феноменологии. Разработаны системы ситуационной онтологии и ситуационной формальной феноменологии, основывающиеся на идеях Л. Витгенштейна» [1]. Наша беседа с Владимиром Леонидовичем состоялась в рамках проекта «Современная русская философия».

– Владимир Леонидович, каково ваше отношение к вкладу А. А. Зиновьева в развитие логики, в том числе так называемой неклассической?

– Что касается вклада в развитие отечественной логики, то он несомненен. В частности, Зиновьев был один из немногих, чьи труды у нас ещё в 1960-е годы были посвящены современной неклассической логике: многозначной и релевантной, логике науки. С другой стороны, известный американский логик ХХ века Д. Скотт в журнале «Logique et Analyse» в восьмидесятые годы писал, что он вынужден развеять бытующий на Западе миф о заслугах Зиновьева перед современной логикой (речь шла в основном о его работах по теореме Ферма). По-видимому, фигура Зиновьева как писателя и социолога заслоняет Зиновьева-логика в глазах многих его читателей, сторонников и противников, не давая возможности правильно оценить его вклад в развитие логики.

– Можете ли вы в двух словах объяснить, что такое квантовая логика?

– Если просто сказать, что квантовая логика – это логика микромира, то, боюсь, это «простое» определение может ввести в заблуждение. С чисто технической стороны многие системы квантовой логики представляют собой недистрибутивные логики, в которых принципиально невозможно ввести связку импликации («если…, то…»). Природу этих запретов (на дистрибутивность – относительно связок «и» и «или» – и наличие импликации) содержательно очень трудно объяснить, если не пользоваться понятиями квантовой теории, а там эти требования очевидны и органичны. Собственно говоря, первая работа, в которой был поставлен вопрос о квантовой логике (Дж. Фон Неймана и Г. Биркгофа, относящаяся к 1936 г.), была посвящена отклонениям от классического (булевого) формализма, возникающим в рамках стандартного подхода квантовой теории. Поскольку же эти отклонения можно было рассматривать и описывать совершенно абстрактно и обобщённо, то это привело к тому, что в настоящее время допустимо говорить о «квантовой логике» как разделе неклассической логики, с одной стороны, и о «логике квантовой механики», с другой, хотя это деление всё же достаточно условно. По сути дела речь идёт о том, обязательно ли в семантике систем квантовой логики должны присутствовать и рассматриваться не только чисто абстрактные, теоретико-множественные модели, но и модели, построенные на языке и средствами квантовой теории.

– Насколько сейчас логика является по-прежнему философской дисциплиной? Не место ли кафедре логики на естественнонаучном факультете (например, на мехмате)? С другой стороны, в последнее время предпринимаются формализации ведущих философских систем (в том числе и ваш вклад). Насколько сблизились онтология и логика в настоящее время?

– Логика по-прежнему является философской дисциплиной, хотя её взаимодействие с другими дисциплинами усилилось, что привело к «интердисциплинарному» статусу некоторых её разделов: лингвистической логики, когнитивной логики, логики информатики, логики компьютерных наук и т. д. С этой точки зрения, можно говорить и о философской логике (как области, разделе или направлении логических исследований, ориентированных на философские проблемы и требующих применения философских содержательных методов и категориального аппарата), и о математической логике как результате междисциплинарных связей (с философией и математикой). При этом взаимодействие логики с философией представляет собой обоюдный процесс: наряду с философской логикой говорится и о философии логики (философском анализе логических проблем) и о логической философии (философии, развиваемой логическими методами). Что же касается кафедр логики на других, кроме философского, факультетах, то этот вопрос не нов: ещё во времена Львовско-Варшавской школы в Львовском университете было одновременно три кафедры логики, одна из них как раз на естественнонаучном факультете. В то же время, наряду с кафедрой логики на философском факультете МГУ существует и кафедра математической логики на мехмате МГУ (с несколько изменённым названием).

Если же говорить о предпринимающихся в последнее время формализациях ведущих философских систем, то здесь вопрос достаточно сложен. Сложности в основном связаны с тем, что и как подвергается формализации, а также с необходимостью подобной формализации. Если речь идёт о значении логики для философских исследований, то здесь мне трудно удержаться от того, чтобы не процитировать одного из крупнейших логиков ХХ века Яна Лукасевича: «Когда с мерой строгости, созданной при помощи математиков, мы подходим к великим философским системам Платона или Аристотеля, Декарта или Спинозы, Канта или Гегеля, то все эти системы распадаются в наших руках как карточные домики. Их основные понятия туманны, главнейшие утверждения непонятны, рассуждения и доказательства нестроги; логические же теории, лежащие так часто в глубине этих систем, почти все ложны. Философию необходимо перестроить, начиная с оснований, вдохнуть в неё научный метод и подкрепить её новой логикой. О решении этих задач один человек не может и мечтать; это будет труд поколений и умов, гораздо более мощных, нежели те, которые когда-либо до сих пор появлялись на земле» (Лукасевич Я. О детерминизме // Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М., 1999, с. 181).

Лукасевич писал это ещё в 20-х годах прошлого столетия. Но за прошедшие годы возник и вопрос о том, какие же «формальные методы» пригодны для формализации философских систем. По мнению, например, Сьюзен Хаак (в интервью, опубликованном в книге «Формальная философия» в 2005 г.), они, по сути дела, представляют собой различные члены слабо связанного семейства подходов и техник, обозначенные фразой «формальные методы», которая может относиться к синтаксическим методам формальной логики, но может также включать методы экстенсиональной формальной семантики Тарского, «грамматики Монтегю», применение математических вероятностных исчислений и т. д. и т. п. Они, во всей своей широте, охватывают любое (и каждое) использование любого (и каждого) метода символического аппарата, но, с другой стороны, являются всего лишь некоторыми из «многих дозволенных способов».

Полезны ли они философу? Порою да, но многие не верят, что это единственно полезные методы, или даже что они заслуживают какой-либо специальной привилегии. Иногда формальный подход является как раз тем, что нужно, но бывает и так, что он не отвечает рассматриваемой задаче. В некоторых случаях он заставляет искусственно сужать диапазон вопросов или глубину анализа – а иногда это просто украшение, поверхностный научный глянец, наводимый на слабые или путаные рассуждения (что часто бывает со статистическим аппаратом, используемым, например, социологами в своих исследованиях).

В последнее время становится ясным, что «формальные методы» полезны, по-видимому, не только для формализации философских систем, но и для формализации их понимания и истолкования. Это нашло, например, своё выражение в концепции логической герменевтики, выдвинутой польским философом и логиком Б. Вольневичем. Он пишет, что сложности рассмотрения философских систем таких авторов как, например, Хайдеггер, требуют от нас нетривиального логического анализа, провести который можно лишь в том случае, если мы сопоставим рассматриваемой философской системе определённую логическую теорию, то есть переведём философскую систему на язык определённой логической теории. В этом случае мы будем в состоянии проследить и оценить правильность и убедительность философской аргументации, её непротиворечивость. С другой стороны, здесь существует определённая тонкость, связанная с тем, что эта логическая теория необязательно должна быть классической. Более того, например, в случае с тем же Хайдеггером, возможно лучше с самого начала рассматривать «герменевтический» перевод на язык паранепротиворечивой логики, поскольку явно противоречивый характер его философской теории в рамках подобной интерпретации не приводит к тривиализации философских построений, позволяя работать с противоречиями нестандартным образом, не стремясь избежать их любой ценой.

Наконец, если говорить о сближении онтологии и логики в последнее время, то следует вначале заметить, что онтология и логика с самого начала шли рука об руку, начиная с трудов Аристотеля, основателя науки логики. Что выяснилось в последнее время, так это то обстоятельство, что следует более внимательно подходить к проблеме онтологических допущений языка, в частности формального. Ситуация выглядит таким образом, что конструирование любой логической системы, начинающееся с построения соответствующего логического языка, автоматически влечёт за собой принятие некоторой картины мира, точнее онтологической теории, предполагаемой этим логическим языком. Это те «очки», через которые теория видит мир. Дефекты в этом видении могут возникнуть тогда, когда онтологические допущения языка не совпадают с действительной структурой того фрагмента мира, о котором говорит наш логический язык. В этом случае чаще всего речь идёт о несовпадении и нестыковке двух онтологических теорий: онтологии внешнего мира и внутренней онтологии, навязываемой нам нашим языком.

Чтобы устранить эти дефекты, взаимодействие внешней и (внутренней) языковой онтологий следует описывать в рамках логической теории. Классическим примером здесь является система Онтологии Ст. Лесьневского, когда в язык логической системы включается связка, отвечающая глаголу «быть», позволяющая описать онтологические взаимоотношения объектов строго логическим языком. Другим примером могут послужить так называемые комбинированные логики В. А. Смирнова, когда заранее задаётся определённая онтология (теория действительности) в виде алгебры объектов и в язык логической системы включён оператор, связывающий имена этих объектов с высказываниями о них, что позволяет получить «логическое» отражение онтологических структур на уровне логики. И «онтологика» Лесьневского, и «онтологика» Смирнова с самого начала строится с учётом взаимоотношения онтологии и логики, более того, по мнению Смирнова именно конструирование логических языков и выяснение содержащихся в них онтологических допущений является хорошим средством изучения проблем онтологии.

– Какие существует идолы логики (например, до сих пор многие логики так и не хотят признавать тот факт, что так называемые законы формальной логики и других логик отнюдь не являются законами человеческого мышления и уж тем более – законами бытия, а зависят лишь от тех терминов и операторов, с помощью которых они формулируются, то есть представляют собой законы функционирования тех терминов, на которых сформулированы сами логические законы)?

– Ваша проблема идолов логики в самой логике нашла своё выражение в концепции так называемых «постовских систем», иначе индуктивных определений или дедуктивных систем (в терминологии С. Ю. Маслова). Ещё в 1943 г. американский логик польского происхождения Э. Пост заметил, что в процессе наших рассуждений мы можем сосредоточиться на самих правилах вывода одних высказываний из других, не обращая внимания на вид этих высказываний, и в конечном итоге рассматривать правила вывода просто как некие правила получения одних абстрактных объектов из других в рамках абстрактной «квазилогической» системы. Подобные системы не обязательно должны быть тенью знакомых всем систем логических рассуждений и могут жить собственной жизнью, движимые своими внутренними потребностями. Дальнейшее развитие логики показало, что современная логика, решая металогические проблемы, часто прибегает к построению подобных систем, всё дальше и дальше удаляясь от практики обычной аргументации. Возникает опасность того, что часть логических систем неклассической логики, полученных подобным образом, вообще не имеет отношения к логике как дисциплине, изучающей формы и приёмы познавательной деятельности.

Мне представляется, что критерием, позволяющим провести демаркацию между логическими и постовскими системами, служит возможность построения системы аргументации, подчиняющейся правилам той или иной неклассической системы выводов, которая получила в современной логике «логической системы». В своей работе «О не-фрегевской аргументации» я попытался построить типологию неклассических аргументаций и рассмотрел её применение на примере так называемой «рогатки» А. Чёрча. Так, например, не-фрегевская аргументация основывается на различении эквивалентности и тождественности утверждений, когда тождественность влечёт эквивалентность, но не наоборот. Эквивалентность основывается на совпадении логических значений (их всего два – «истина» и «ложь»), а тождественность основывается на совпадении ситуаций, описываемых утверждениями, что позволяет разумно аргументировать даже в случае непрозрачных контекстов.

С позиции подобной типологии неклассических аргументаций, «логичность» той или иной неклассической системы определяется наличием или отсутствием системы аргументации, построенной на основании применения рассматриваемой неклассической логики к процессу рассуждений. Если подобная система аргументации может быть построена или описана, то мы имеем дело с логикой, если же нет, то перед нами типичная постовская система в чистом виде.

– Что означают ваши формализации философских концепций Гуссерля, Сартра и других? («… разработаны феноменологически ориентированные формальные языки, которые позволяют интерпретировать рациональные моменты философских учений выдающихся философов века Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра и др.»)

– Известно, что сам Гуссерль высказывался против любой возможности дедуктивной теоретизации в феноменологии. Он считал, что его проект феноменологии представляет собой новый тип знания, принципиально не формализуемый. Однако он не запрещал косвенные выводы, не отвергал и аналогию, его задачей было отстаивание самостоятельности феноменологического метода и феноменологии как дескриптивной науки. В конечном итоге он стремился к обоснованию параллельности двух методов. По мнению же ученика Гуссерля, русского философа Г. Г. Шпета, феноменология должна не только следовать логике, она постоянно имеет дело с теми же предметами, что и логика, она постоянно образует понятия, суждения, выводы. Вот эту-то сторону феноменологии Гуссерлю было трудно ухватить и описать хотя бы потому, что неклассическая логика и математика были ему практически неизвестны, да и они в его время только зародились и начали развиваться. Отсюда, во-первых, стоит с известной долей осторожности подходить к его высказываниям, относящимся к возможности математических наук и логики. Во-вторых, стоит попытаться навести мост между феноменологическим методом и логическим, принимая во внимание то обстоятельство, что если любая логическая теория является теорией некоторой предметной области, то почему бы не рассмотреть в качестве подобной области, например, неклассическую область интенциональных и трансцендентных предметов? Вот это-то параллельное описание на неклассическом логическом языке я и попытался получить, учитывая при этом, что полученные языки и системы живут своей собственной жизнью, не всегда предвиденной замыслом их создателя.

– Что такое формальная феноменология?

– Гуссерль в своих «Логических исследованиях» (1900/1901) различает формальную логику, с одной стороны, и формальную онтологию, с другой. Формальная онтология имеет дело с взаимосвязями вещей, с объектами и свойствами, частями и целым, отношениями и совокупностями, в то время как формальная логика имеет дело с взаимосвязями истин (или пропозициональных значений в общем случае) – с отношением выводимости, с непротиворечивостью и общезначимостью. Как формальная логика имеет дело с отношениями выводимости, которые формальны в том смысле, что они применимы к выводам в силу лишь одной своей формы, так и формальная онтология имеет дело со структурами и отношениями, которые формальны в том смысле, что они экземплифицированы, в принципе, всей материей, или, говоря другими словами, объектами всех материальных сфер или областей реальности.

Если воспользоваться энциклопедическим очерком Р. Ингардена о философии Гуссерля, то можно было бы продолжить мысль Гуссерля следующим образом: формальная феноменология имеет дело с взаимосвязями действительных и интенциональных объектов, с интенциональными объектами и свойствами, в то время как формальная онтология имеет дело с взаимосвязями действительных объектов, с действительными объектами и свойствами. Как формальная онтология имеет дело со структурами и отношениями, которые формальны в том смысле, что они экземплифицированы, в принципе, всей материей (объектами всех материальных сфер или областей реальности), так и формальная феноменология имеет дело со структурами и отношениями, которые формальны в том смысле, что они экземплифицированы, в принципе, объектами, данными во всех имманентных и трансцендентных наблюдениях, когда они понимаются с такими присущими им свойствами, отношениями и способами существования, с какими они выступают в непосредственном опыте как феномены особого рода.

– Каково современное развитие логики в мире?

– Если коротко, то к началу XXI века логика столкнулась с тем обстоятельством, что возникновение всё новых и новых систем неклассической логики привело к ситуации, когда на повестку дня опять встал вопрос, к которому логики периодически возвращаются со времён Аристотеля: что представляет собой логика как наука? Дело в том, что системы неклассической логики всё дальше и дальше удаляются от норм и идеалов классической логики и становятся всё труднее для понимания и применения. Приходится постоянно модифицировать методы их построения и исследования, прибегая ко всё более обобщённым конструкциям для того, чтобы найти и выделить то общее, что есть у всех логических систем. Это приводит к тому, что возникает соблазн начать всё сначала, отставив в сторону слишком «заумные» системы и прибегая к «простым», неформальным решениям. Выход в данной ситуации логика начинает искать на путях уточнения старых и выработке новых унифицирующих металогических понятий. Такие новые разделы современной логики, как «абстрактная алгебраическая логика» и возникшая совсем недавно «универсальная логика», занимаются пересмотром самих понятий «логика» и «логическое исчисление», одновременно разрабатывая своеобразную логическую «систему Менделеева», позволяющую описать ландшафт и взаимоотношения всех неклассических логических систем и лежащих в их основании структур, исследовать их совокупность как некоторый «организм», внутри которого можно получать «гибридные» логические системы, сочетающие в себе качества их исходных компонент.

– Расскажите, пожалуйста, о проекте статей по логике для энциклопедии «Кругосвет»? Сколько всего статей было вами подготовлено?

– Проектом это было бы трудно назвать: вначале мне было предложено написать статьи о логиках ХХ века – Т. Котарбиньском, С. Крипке, Я. Лукасевиче, К. Твардовском и Я. Хинтикке (правда, Твардовский попал в этот список скорее как основатель логико-философской Львовско-Варшавской школы, давшей миру ряд известнейших логиков, но сам он логиком не был). Затем редакция предложила написать ещё ряд статей по логике (мотивируя тем, что в энциклопедии осталось много места, так как многие из моих коллег не выполнили свои обязательства по написанию статей), не ограничивая меня никакой конкретной тематикой. Учитывая эту неопределённость заказа, я написал статьи «Логика», «Умозаключение», «Прямые умозаключения» и «Непрямые умозаключения», на чём, собственно говоря, наше сотрудничество и закончилось.

– Будет ли когда-нибудь создана универсальная логика, объединяющая в себе разрозненные классические и неклассические логики? Как она будет соотноситься с той трансцендентальной логикой, о которой Л. Витгенштейн упоминает в своём «Логико-философском трактате»?

– Поиски подобной логики – это поиски «утраченного рая», позиция логического монизма. Современная ситуация в логике не даёт никаких свидетельств в пользу существования подобной логики. Наоборот, мы живём в эпоху логического плюрализма, и конца этому пока что не предвидится. Именно по этой причине и возникла универсальная логика, о которой я уже упомянул. Универсальная логика – это не логическая система, а раздел современной логики, занимающейся изучением всего многообразия существующих и возможных неклассических логик – своеобразного «зоопарка» неклассических логик. Её задача – сформулировать понятие логической структуры, лежащее в основании логических исчислений, и изучить возможные связи между этими логическими структурами. Если это всё можно сделать на языке и в рамках одной металогики (логики логик), то это и будет та логика, о которой вы говорите. Но боюсь, что вы совершенно не предусматривали такую возможность.

– Следите ли вы за русской Витгенштейнианой? Знакомы ли вы с переводом и комментариями «Логико-философского трактата», выполненными В. П. Рудневым?

– В какой-то степени слежу, поскольку порой приходится читать лекции и рекомендовать литературу по этой теме. Крайне огорчает то обстоятельство, что в отличие от западной Витгейнштенианы, свидетелем которой я был на ежегодных конференциях по Витгенштейну в Киршберге (Австрия), на данном этапе русской Витгейнштейнианы инициатива в руках философов, слабо знающих не только современную логику, но и логику вообще. Отсюда возникает образ «алогичного» Витгенштейна, который никогда не мог бы быть автором «Логико-философского трактата» и «Философских исследований». С переводом и комментариями Руднева, к сожалению, не знаком.

– Вами разработана ситуационная онтология и ситуационная формальная феноменология, основывающиеся на идеях Л. Витгенштейна. Расскажите поподробнее об этом?

– Заканчивая свою книгу «Формальная феноменология», я писал, что сама концепция формальной феноменологии значительно бы выиграла, если бы не была привязана к одному-единственному формализму – системе Онтологии Станислава Лесьневского. В качестве пригодной для этой цели системы, то есть системы, способной послужить в качестве логического основания формальной феноменологии, я выбрал так называемую не-фрегевскую логику, разработанную польским логиком Романом Сушко. Особенностью этой логической системы является то, что её семантика строится на основе идей, высказанных Л. Витгенштейном в «Логико-философском трактате», а впоследствии развитых польским философом и логиком Б. Вольневичем. Главное отличие не-фрегевской логики от классической, фрегевской, логики заключается в том, что в качестве значений высказываний здесь берётся не логическое значение – «истина» или «ложь», а ситуации, подразумеваемые высказываниями. В этом случае тождественность (кореферентность) двух высказываний означает совпадение ситуаций, описываемых ими, которое влечёт за собой обычную истинностную эквивалентность высказываний, но не наоборот.

Проблема, однако, заключалась в том, что в отличие от Лесьневского, Сушко не рассматривал никакой «онтологики», надстроенной над его системой не-фрегевской логики. Поэтому мне пришлось самому выполнить эту задачу, построив систему не-фрегевской онтологии, введя в язык не-фрегевской логики понятие «А ситуационно есть В», когда все ситуации, в которых встречается индивид А, были вовлечены в ситуации, в которых встречается индивид В. На основании подобной не-фрегевской онтологии удалось построить и системы не-фрегевской феноменологии, привлекая понятия, использованные при построении формальной феноменологии, которая основывается на системе Онтологии Лесьневского.

Поскольку, как мне представлялось, Сушко не был до конца последователен в своей критике Фреге, то «восполняя» этот недостаток, я разработал концепцию не-не-фрегевской (не-сушковской, метафорической) логики, в которой помимо кореферентности (ситуационной тождественности) высказываний рассматривается и смысловая тождественность (сходство) высказываний. При этом кореферентность высказываний влечёт за собой сходство по смыслу высказываний, которое влечёт истинностную тождественность, но не наоборот (кореферентность в этом случае понимается как совпадение всех смыслов высказываний). Как следствие в семантике подобной логике рассматриваются такие понятия, как сходство ситуаций, вовлечённость ситуаций по смыслу и т. д.

На основании системы метафорической логики строится и ситуационная метафорическая «онтологика», в которой вместо «А ситуационно есть В» рассматриваются выражения «А ситуационно есть В с предвзятой точки зрения», а затем путём соответствующей «смысловой» модификации концепций не-фрегевской «феноменологики», строятся и системы метафорической (не-не-фрегевской) формальной феноменологии. С этими системами можно ознакомиться в статье «Не-фрегевский путеводитель по гуссерлевским и мейнонговским джунглям» в ежегоднике «Логические исследования», вып. 11 и 12 (М.: Наука, 2004 и 2005).

– Каких современных русских логиков вы бы назвали?

– В первую очередь я мог бы назвать своих коллег по сектору логики Института философии РАН – А. М. Анисова, А. С. Карпенко, С. А. Павлова, В. И. Шалака, а также коллег по кафедре логики философского факультета МГУ им. Ломоносова – В. А. Бочарова, В. И. Маркина, В. М. Попова, Е. Д. Смирнову, В. Х. Хаханяна. Список можно было бы продолжить и за счёт не только московских логиков, но он был бы чересчур велик, чтобы приводить его здесь полностью.

– Каких современных зарубежных логиков вы бы назвали?

– И этот полный список был бы велик, поэтому называю только немногих, с кем я так или иначе пересекался – Я. Хинтикку, Х. фон Вригта, Д. Батенса, П. Вайнгартнера, А. Гжегорчика, Р. Вуйцицкого, Е. Пежановского, Ж.-И.Безье, С. Крипке, Д. Габбая, Дж. М. Данна, Г. Приста, К. Мортенсена, Н. К. А. да Косту, У. Карниелли, Р. Роутли, Я. Челяковского, К. Дошена, Г. Санду, И. Ниинилуотто, В. Ранталу, Г. Малиновского, Р. Гольдблатта, М.-Л. Далла Кьяру, К. Сегерберга и др.

– Какие книги изданы у вас в последнее время? Что планируется в будущем?

– В 2005 году у меня вышли две книги – «Квантовая логика» (М.: Per Se) и «Категорная логика» (М.: АНО ИЛКиРЛ). Название первой говорит само за себя, в то время как вторая посвящена не философским категориям (как это может показаться на первый взгляд), но категориям – разновидностям двухуровневых логических систем (систем с помеченными доказательствами и правилами перехода от одних доказательств к другим). В этом году выходит ещё одна – «Формальная онтология» (М.: ИФ РАН, 2006). В следующем году я планирую закончить книгу под условным названием «Ситуации, события, смысл», посвящённую дальнейшей разработке формальной феноменологии. Наряду с этим я работаю над проектом «Структура универсальной логики» (о ней я уже говорил выше).

– Каков вклад отечественных логиков в развитие логики в мире? Знают ли наших логиков за рубежом, цитируют ли их работы?

– Вклад отечественных логиков несомненно велик, достаточно упомянуть основателя паранепротиворечивой логики Н. А. Васильева, создателя одной из первых систем релевантной логики И. Е. Орлова, основателя комбинаторной логики М. И. Шейнфинкеля, работы по интуиционистской логике А. Н. Колмогорова, создателя теории алгорифмов А. А. Маркова, создателя одной из первых систем многозначной логики Д. А. Бочвара. В этом же ряду следует упомянуть и В. А. Смирнова, создавшего комбинированные логики и многие системы современной силлогистики, а также Е. А. Сидоренко, разработавшего двухуровневую семантику релевантных логик. Кстати, именно благодаря опубликованию за рубежом рецензии на работу Смирнова, посвящённую Н. А. Васильеву, зарубежные логики узнали о работах Васильева и его идеях, что привело к бурному развитию основанного Васильевым раздела логики – паранепротиворечивой логики. Следует сказать, что в отношении знакомства и цитирования работ отечественных логиков за рубежом наши логики оказались в том же положении, что, в своё время, и логики Львовско-Варшавской школы – последним приходилось после опубликования своих работ в польских научных журналах на польском языке заново публиковать их на немецком, английском или французском языках. Русский язык в силу ряда известных всем обстоятельств не стал международным языком научного сообщества (в частности, философского), в силу чего за рубежом известны только те работы, которые были продублированы на английском языке в международных журналах. В основном только такие работы и цитируются за рубежом. Что же касаются того, знают ли наших логиков за рубежом, следует принять во внимание то обстоятельство, что за период «смутного времени» многие отечественные логики уехали за рубеж и присоединились к тамошнему научному сообществу в качестве его полноправных членов. Будем надеяться, что в XXI веке ситуация улучшится, и отечественным логикам не придётся прибегать к подобным кардинальным мерам.

Беседовал Алексей Нилогов

[1] П. В. Алексеев. Философы России XIX – XX столетий. Биографии, идеи, труды. – М., 2002. – С. 170

Дата публикации: 06.01.07
Проект: Библиотека форм

© Нилогов А. 2007 

Сайт |©2004-2007 Censura