«Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Копполы обычно рассматривают как некую презентацию военного безумия. Инфернальные интонации The Doors позволяют представить фильм в форме созданного пацифистами манифеста от противного. Однако возникает вопрос, почему эти пацифисты столь привязаны к войне и почему они постоянно поддерживают свое определение только через нее? Противоречие любого такого подхода состоит в том, что нужно снять хороший фильм о войне, который одновременно представлял бы ее в таком пацифистском стиле, который мог бы выполняться только в плохом фильме. Невозможно сделать войну абсолютно киногеничной и в то же время говорить – «лучше бы ее не было вовсе».
Однако в случае «Апокалипсиса сегодня» вопрос не только в выборе между эстетизацией и морализацией, между беспредельным увлечением Копполы (сродным с влечением Уилларда вглубь джунглей) своим собственным творением и возможностью его символического присвоения. В конечном счете, почему реальная война во Вьетнаме оказывается настолько значимым пунктом, что она постоянно повторяется – причем повторяется в режиме своего завершения, то есть капитуляции? Не связано ли это в том числе и с тем, что само завершение войны для США каждый раз оказывается не столько завершением, сколько продолжением – отсутствие войны на собственной территории не позволяет говорить о поражении, то есть это, возможно, поражение, но оно никогда не полно, нельзя было бы сказать, что страна «разгромлена», что она поражена. Это поражение без аффекта - страна поражена, но ее жители могут это даже не заметить, они не «поражены» собственным поражением. Так же и победы в войнах (например, победа в Ираке и т.п.) не несут печати действительной войны, в которой «мы за ценой не постоим». Собственно американская тактика ведения войны в некоей «выделенной территории» предполагает, что «успех» никогда не может быть полным, то есть это лишь некая экономия успеха. Как гласила известная китайская пословица, частичный успех – это не успех. Проблема США всегда заключалась в том, что здесь уже не может быть полного успеха. В силу локализуемости любой американской войны, Штаты заранее отказывались от того, чтобы разыграть некую более крупную карту – но даже не в силу своей некоей «природной» трусости, а скорее потому, что карт не осталось. В данном случае геополитика и несомненное «геогосподство» сталкиваются с логикой господства как такового – невозможно оставаться господином в тех условиях, когда нет никакого пространства для его демонстрации. Для такого господина как США невозможно найти подходящего дела. Когда Ф.Фукуяма провозгласил конец эпохи большой игры и больших противоречий, он забыл упомянуть, что это должен был быть и конец господства. Господин, оставшийся без права на смертельный риск, перестает быть господином, превращаясь в наследника господства. Проблема «Апокалипсиса сегодня» в том, как устроить Апокалипсис для наследников.
Именно в этом отношении история «Апокалипсиса» – это история не ужасов войны, а того, как можно было бы попытаться сделать войну по-настоящему ужасной, что никогда не удается. Война, как в старом анекдоте, - это «да, ужас, но не ужас-ужас». Война всегда остается слишком мирной. Это беззубая война, против идеи которой своими действиями выступает Курц. Проблема Курца состоит в том, что он воюет не с какими-то камбоджийцами, он пытается показать, что любая война носит «метафизический» характер, война – это условие трансцендентализации, то есть пока нет войны, мы несвободны именно потому, что мы просто живем «мирно». Курц выдает ту истину войны, которую нутром чувствуют пацифисты – настоящая война воюет не против какой-то другой страны, она воюет против «гражданского», «мирного» населения, она работает на его исключение. Повсюду в войне Курц обнаруживает мирное население, которое должно быть ликвидировано. Тотальная мобилизация работает не на то, чтобы сделать нас более подвижными, а чтобы эту подвижность заморозить, чтобы отменить то, что Кант мог бы назвать патологией. Отмена патологии осуществляется буквально – так, известно, что на войне солдаты, в целом, мало болеют, хотя и легко умирают. Даже намеренное провоцирование заболевания, например воспаления легких, часто оканчивается ничем (на войне трудно «откосить»). Курц понимает, что в американской армии слишком многое сделано в расчете на «а вдруг у бойца заболят зубы» – слишком много стоматологов и пива. Неясно, против кого собирается воевать Курц, ясно только то, что он собирается воевать за войну. Это настолько профессиональный военный, что ему даже денег не нужно, в этом смысле профессиональный военный противопоставлен наемнику. Эмпирически это означает то, что воевать приходится против всех сразу.
Уиллард выполняет базовый для всей Америки поступок – он направлен на деэкономизацию войны. Это путешествие в Камбоджу – оно же путешествие на край американской мечты – действует как редукция той обычной войны, в которой возможны стратегия, тактика, перемирие. По сути, солдат всегда живет в состоянии перемирия, он всегда обживает войну. Поскольку Штаты не могут руководствоваться обычной логикой войны как «большой войны» с большими выгодами и большими привилегиями, война должна «интенсифицироваться», успех состоит только в том, что мы в какой-то момент уже перестаем его мерить. Измеримый успех таковым не является, поскольку, чтобы измерить войну, мы должны ее прекратить. Но для США любой результат войны оказывается ничтожным. Внутреннее развитие войны вменяется не только Курцу, оно становится имманентным законом самого «большого успеха», тем, что больше любой американской мечты. Иными словами, в Курце американская места начинает мечтать не о себе, она понимает, что стать президентом слишком просто. Для американской мечты мечтать о президентстве – это мелочность. Уиллард постепенно - по мере продвижения по реке - приходит к пониманию того, что Курц все делает правильно, хотя интерпретации его дел так и остаются в конфликте. Из географического и геополитического пространства Уиллард все больше сдвигается к инкапсулированной истине войны, родство с которой становится для него все более очевидным и которому он не может сопротивляться.
Как известно, одним из мотивов предвыборной кампании Керри было упоминание о некоем секретном задании, которое он должен был выполнить в Камбодже (против этого мотива было организовано контр-движение подлинных ветеранов вьетнамской войны). Он – ветеран, который в определенный момент уподобляется Уилларду. Получается, что быть президентом Америки скоро сможет только тот, кому мало американской мечты (хотя проигрыш Керри опровергает использованные им дискурсивные посылки). Парадокс заключается в том, что жест Керри в принципе фальшив – невозможно вернуться с абсолютной войны, чтобы стать ветераном. В армии Курца не могло быть ветеранов, то есть тех, кто экономизирует свое прошлое, кто становится рантье памяти других. Это-то как раз и подтверждают ветераны-противники Керри, которые уличают его во лжи. Они говорят о фактах - дескать, не было никакого такого задания, но можно сказать, что они лишь солидаризуются с Керри, указывая на то, что позиция и речь Керри структурно невозможна – невозможно представить, чтобы Курц или Уиллард решили стать президентами, после того как они уже отказались от американской мечты, перевыполнив ее. Курц, Уиллард и, потенциально, Керри - стахановцы американской мечты, то есть стахановцы самой экономики, те, кто пытаются замахнуться – пусть и только на словах – на слишком многое в мире, который стал слишком малым.
Дата публикации: 05.05.05
Проект: Кинополитики
© Кралечкин Д. 2005