Нуль на нуль дает структуру.
Рассмотрим так называемую политику авторства, а также претензию на авторскую политику, чтобы выяснить структурные моменты первой и моментальную структуру второй.
В свое время в некоторых западных компаниях получили распространение практики поощрения тех, кто получает знания от других. Людей заставляли вытаскивать знания из коллег и вообще откуда только можно. Например, British Petroleum вводила специальную награду – « The Thief of the Year », «Вор года». Это делалось для того, чтобы победить отвращение людей к использованию результатов чужих трудов. Именно после такой победы можно было ожидать значительного увеличения производительности.
Российские политики авторства сторонятся производительности. Она всегда понимается как халтура и поделка. Есть множество «гуманитарных» мыслителей, которые ни за что не будут использовать «чужие» идеи, которые были им предложены «для развития» (то есть когда автор идеи вполне согласен с тем, что его идею будут развивать и использовать совсем не так, как сделал бы он).
Автор по-русски стремится перещеголять модернистского автора, который по существу всегда был автором собственной подписи. Что бы он ни делал, он деланным всегда оставлял подпись. Но новый автор понимает, что подпись – это всего лишь трафарет. Существуют лекала подписей, которым все мы научились в силу принадлежности культуре. Поэтому требуется подождать возникновения абсолютной подписи, которую не сможет повторить/подделать даже ее автор. Другими словами, эта подпись, которой нельзя расписаться в договоре, поскольку договор требует повторяемости. Предел авторской подписи – это перформатив безответственности.
Такое абсолютное творчество превратилось в предельный изоляционизм, чурающийся какого бы то ни было контакта как инфекции. Авторство стало заботой о себе. «Ну как же я буду пользоваться чужими идеями, они же забьют мои, закроют от меня мою самость». Идеи - это всего лишь особая болезнь, передаваемая вербальным путем, поэтому к любому письму стоит относиться как к письму с белым порошком. Поскольку мы точно знаем, что авторство никому из здесь присутствующих не грозит, хотя и остается некоторое алиби его ожидания, на этом промежутке ожидания сгодится все, что угодно. Например, плагиат законен именно потому, что он – использование идей без создания условий их коммуникации, ибо последняя не интересна. Раз творчество - это редкая удача, жить можно по-черному, мы же об онтологии творчества знаем все. Так задается религиозный мир российского интеллектуала: ожидание некоего сакрального события, постулирование его в качестве единственно важного, позволяет жить в профанной сфере «как бог пошлет».
Политика авторства с ее двумя нулями повторяется в авторской политике. Заимствование политических программ со слаборазвитой системой указания источников структурно утверждается ожиданием такого смысла политического, которое, очевидно, должно отменить политику и дискурс в целом. Зачем что-то делать, если это не радикальное авторство? Славянофилы и западники не обладают одним сердцем, в действительности это два сердца в одном теле, связанные друг с другом так, что удаление одного не станет причиной излечения другого. Чем больше западники неловки в трафаретном перенесении теорий, тем больше они замечают, что теории переносятся, тем больше они ощущают себя неумелыми трансплантаторами, которым ничего не остается, как стать друзьями славянофилов-плантаторов. И наоборот, любая экспликация славянофилами неизвестного смысла политики и философии особенно удачна в том случае, если различие западного и восточного перестает приниматься в расчет.
Так что славянофилы и западники не могут не жить дружно. Итогом такой ситуации является отсутствие в России реальной политики, которая могла бы обращать внимание на что-то кроме собственной структуры.
Дата публикации: 13.04.05
Проект: Процесс
© Кралечкин Д., Ушаков А. 2005