«Так есть в России философия или нет?»(©) Вопрос весьма популярный и животрепещет у нас как традиционный вопрос в магазине – «сколько это стоит», и не случайно, так как он явно оценочный. Если его переформатировть, то можно сказать примерно так: «Есть ли значимые достижения в российской философии или их нет, т.е. как её оценивать?» Найдётся целый полк философов, которые станут патриотично уверять, что философия в России есть, но можно не сомневаться, что найдётся и другой, «вражеский» ему полк знатоков, которые станут космополитично доказывать нам обратное, не менее горячо и аргументировано. Как же нам быть, гордиться нашей философией или у нас нет для этого оснований, то есть как её в конце концов оценивать?
Не теряя времени на предварительные и здесь совершенно неуместные «вступительно-расшаркивающиеся ласки», сразу «подходим к телу и приступаем к делу», заявляя – «Оценки не бывает без выбора, как не бывает причины без следствия». «Как это?» – спросит возмущённый обыватель, – «И при чем здесь выбор, да и вообще – мы сначала оцениваем, а потом только и выбираем, и даже иногда просто что-то оцениваем, ничего не выбирая, и выбор здесь - ну никак не вставляется!». Если вернуться к популярному в философской тусовке вопросу, заданному нами в начале, то мы все, наверное, дружно согласимся, что вопрос этот в обычном порядке абсолютно тупиковый, ответы на него могут быть совершенно противоположным образом аргументированы и мы, в своих последовательных контраргументах для «есть» или «нет», будем бесконечно вертеться «за своим хвостом», как забавные, но глупые щенки.
Итак оценка и выбор – две ответные категории. Это значит, что невозможно ничего оценивать без выбора и нельзя ничего в природе выбирать, не оценивая.
В этой паре категорий первичен, как ни странно, выбор. Мы выбираем нечто до того, как начинаем его оценивать. Ещё более возмущённый обыватель, выходя из себя, скажет: «Ты наверное сошёл с ума, диалектик!». Пусть остаётся при своём упрямом мнении. Но мы, попробуем ему доказать обратное и начнём с простого примера. (Кстати о примере: пример, наверное, по своей природе непостижим, пример нам послан богом или... чёртом. Простой доказывающий «бытиём» пример может заменить сложную теорию с математическими вычислениями. Здесь повод подумать и, конечно, со мной согласиться.)
Первый простой пример взаимной связи рассматриваемых нами категорий будет таков: артиллерист оценивает расстояние и силу ветра для того, чтобы выбрать прицел, если он не стреляет, то есть оценивать ему ничего и прицел отдыхает, зачехлённый от пыли. Но, сначала он должен выбрать цель, чтобы оценить и скорректировать баллистические параметры именно на эту цель.
Наступают холода и нашему герою-обывателю, понадобилась тёплая одежда, он идет покупать пальто. Стоп, почему пальто, а не куртку или дублёнку? Вот тут-то мы и ловим обывателя на его философской наивности: обыватель, ничего не подозревая, уже сделал свой первый выбор, он идёт покупать пальто, а не куртку, и только потом, приглядев его, начнёт прицениваться. Возможен другой вариант: он не выбрал вид одежды и намерен сделать это ответственное житейское дело в самом магазине, т.е. и в этом случае ему снова придётся выбирать, выбирать вид верхней одежды. Далее, мы опять ловим обывателя, что он выбирает себе не просто пальто, а, например, солидное, лёгкое, или кашемировое и так далее. То есть опять, прежде чем смотреть, у него чаще всего имеется предварительный выбор: скажем, он хочет взять пальто дешёвое, но практичное, или взять дорогое для представительства и обольщения. Как мы видим, здесь у него уже есть некоторый предварительный выбор, но скрытый, Дальше всё просто: он подходит, трогает, оценивает общее качество, изучает его, расспрашивает про бренд, Затем, наконец, оценивает подкладку, качество материала, швов, интересуясь скидками. Истинная оценка начинается только теперь, после нескольких разнообразных ступенчатых выборов. Эта оценка состоит в том, что ему нужно учесть всё, что удалось увидеть, а затем сделать вывод, стоит ли ему брать это пальто, достойно ли оно, по его мнению, своего ценника? Если ему что-то не понравилось, то придётся выбирать и оценивать следующее.
Любой выбор содержит «заказ» на оценку. Любая оценка уже содержит предварительный, часто скрытый, выбор, ибо выбор исходит от практики, от актуализованной жизнью потребности. Но у нашего обывателя реальный ход вещей исторически поставлен с ног на голову. Почему это случилось? Наверное потому, что выбор естественен, идёт от самой жизни, а оценка всегда содержит некоторое моральное и эмоциональное напряжение «окончания трансакции», появляется боязнь ошибки и её возможной необратимости в будущем. Оценка заставляет нас больше думать, а иногда – считать, оценка более «интеллектуальна» с этой точки зрения, чем тупой, естественный выбор. Поэтому мы и ставим оценку впереди её «лошади-выбора», воображая, что она самая «важная» и гордо существует одна, без своего партнёра-выбора.
Говоря о структуре оценок, можно выделить, что оценки иногда бывают ступенчатыми, как и выборы, т.е. последовательно каскадными (уточняющими), чередующимися с выборами и рационализирующими его так, чтобы не тратить зря наше время. Мы бросаем взгляд в книжном на небольшой томик: «Ага, модный интересный философ», далее делаем выбор – «следует посмотреть внимательней». «Но томик в красивом переплёте, возможно слишком дорогой» – оцениваем мы, и делаем следующий выбор-акцию – надо взглянуть на цену. Оцениваем цену – «хватит денег или нет?» – «Хватит», значит, делаем следующий выбор – «посмотреть о чём» – открываем оглавление – оцениваем по заявленным разделам – «интересно» – делаем следующий, предпоследний выбор – «полистать текст, посмотреть как пишет». Оцениваем текст – «местами очень интересно и с юмором». Наконец, последний выбор – «нужно взять». Заметим мимоходом - здесь выбор дуальный, – «да» или «нет»: «смотреть на цену или нет», «открывать оглавление или нет», «смотреть текст или нет». Кроме дуального выбора, можно назвать, по аналогии со счётом, триальный выбор, множественный выбор, множественный с ограниченным множеством, исчисляемый и неисчисчисляемый, неограниченный выбор. И всё это мы на всякий случай назовём «предметным массивом выбора». Выбор бывает скрыто-предварительный. Сюда можно приписать ещё наверное много других, экзотических разновидностей выбора, например: «интересный выбор», «выбор, от которого невозможно отказаться»(С), «приятный выбор», «выбор с хорошим вкусом», «выбор настоящего мачо» и другие. А ещё в природе бывает отвергнутый выбор – это предварительный выбор, забракованный окончательной оценкой. Существует выбор по строгому основанию, так же как и оценки. Отвергнутым бывает не только предварительный одиночный выбор, но иногда отвергают весь «массив выбора». Случается иногда даже полная замена массива, это когда отвергают ВАЗы и рассматривают, как возможный вариант покупки, только иномарки.
Далее, в свою очередь, вникая в оценки, можно заметить, что оценки бывают общие сравнительные с неразличимыми основаниями, сравнительные по неопределённому основанию, сравнительные по одному основанию или сравнительные по нескольким основаниям и их разные сочетания. Как видим, основным онтологическим (не формальным – это поле аксиологии) инструментом оценок, можно назвать сравнение и его различные основания. Далее структурно, оценки можно определять как оценки, перенесённые по аналогии, думаю, не следует здесь разъяснять, что это такое. Оценки, перенесённые по аналогии, всегда чреваты ошибками несоответственного переноса оценок. Далее, не менее значительным инструментом является также сопоставление готовых оценок с практикой, своей и «предупредительно-чужой». «И опыт – сын ошибок трудных…» – и, наверное, на этом можно остановиться, чтобы не углубляться в дебри схоластической аксиологии, так как настоящая диалектика здесь отодвигается и исчезает, а на первый план выступает автономное рассмотрение категории оценки в отрыве от выбора – доцентское развлечение и уважительный привет профессору Ивину.
Но вот, как бы случайно, мы вспомнили про нашего обывателя: он, немного задумавшись, под напором фактов, смягчает свою позицию, но всё-таки, на этот раз, настаивает, что оценка не всегда связана с выбором: «Вот я иду в магазин, присматриваюсь, трогаю, проверяю, разве я не оцениваю? Но я потом ухожу и ничего не покупаю, при чём здесь выбор, уважаемый диалектик?». Но мы скажем, что в этом случае, выбор тоже есть – это отложенный выбор, а Вы, уважаемый, в таком случае, сделали «платоническую» оценку на будущее. Наступит день и час, когда сломается Ваш холодильник, и Вы сразу вспомните, что уже приглядели один, потому что Ваш давно дышит на ладан, и Вы, отнюдь не случайно, заходили и трогали много холодильников и что-то высматривали.
Но в жизни и в соотношениях оценки и выбора, всё намного сложнее, чем я описал в моём рассказе выше: на нашу беду, в соотношениях выбора и оценки бывают, как это ни огорчает, такие же «парадоксы», как в логике, разного уровня и характера: психологические, онтологические, житейские и другие.
Рассказ Чехова «Хамелеон» – классический пример одного из «парадоксов». Полицейский надзиратель Очумелов быстро меняет оценки, и обывателю кажется, что ведёт он себя не объективно и вообще нечестно. Но извините, по нашему «учёному диалектическому мнению», он поступает формально правильно, он поступает так, как ему диктует выбор («заказ» на оценку), а выбор, здесь он – предварительный выбор, для него не простой - это выбор по основанию, точнее - по основанию принадлежности… собаки – генеральская она или поварская. Если генеральская, то к ней следует быть предельно снисходительным, «дабы не накликать…», а если поварская, то с ней следует поступить «по всей строгости закона». Но основание предварительного выбора у него меняется, из-за поступающей противоречивой информации, а значит, меняется и оценка, которая, мы ещё раз подчёркиваем, определяется исключительно выбором. Наш обыватель снова шокирован: «О чём Вы говорите! Оценка должна быть справедливой и для всех объективной, а Вы чему нас философски натаскиваете!?». Нет, уважаемый обыватель, оценка никогда не может обладать онтологическим статусом моральных категорий – «быть справедливой». Быть объективной она обязана, но настолько, насколько ей позволит изначальный выбор. Не верите? Тогда вспомните басню «Лиса и виноград»: лиса хочет полакомиться виноградом, но оказывается, что этот «сладкий» выбор десерта для неё недоступен, поэтому этот выбор ею отвергается, но здесь уже по другому основанию, не как было в предыдущем примере: он отвергается по основанию недоступности. Да, господа, есть такая штука – недоступность выбора, которая может быть мерцающей – возникающей и снова исчезающей. Лиса, убедившись в недоступности винограда, тут же начинает разрушать предыдущую «положительно-аппетитную» оценку. Разрушение начальной оценки («он зелен») хотя, быть может, и необъективно, но зато функционально ей полезнее, чем неуместная «правильная оценка», оно нужно ей, чтобы убить её первоначальное вожделение и погасить досаду. Оценка здесь выполняет неожиданную для себя функцию – оценивать отрицательно, подбирая исключительно аргументы против. Правда странно? Кто бы мог подумать, что оценивать можно положительно, а затем этот же предмет, но уже отрицательно-предвзято (вынужденным выбором), а мне и наверняка нашему обывателю, всегда казалось, что оценка должна быть абсолютно объективной и непредвзятой, «как взвешенной на сертифицированных весах фемиды, и с пломбой». Здесь оценка становится необъективной, но зато функционально полезной. Выбор оказался невозможен, и начинается другая работа – погасить раздражение, а инструмент оценки тут как тут, он всегда с нами и всегда выручит в трудную минуту: при разводах, при ссорах… Например: случилось так, что парень, которого выбрала подружка, неожиданно оказался недоступен: он уехал, женился, разлюбил и прочее. Его подружка, видя, что парень сбежал с другой окончательно, обычно включает этот нужный инструмент на всю катушку: «Он всегда был бабник, он гвоздя забить не может, я, дура, не поняла сразу, что он совсем глупый…». И ей становится действенно легче психологически. Конечно, если считать его идеалом, в которого она влюбилась, то этот идеал заставит её страдать больше, поэтому бывший «идеал» должен быть разрушен. Но, как в естественной психологической защите, в разрушении оценки, конечно, скрывается опасность зайти слишком далеко и необратимо, наломав ненужных и печальных дров. Каждый это слышал и каждый это знает. Однако не торопитесь смеяться – в политике поступают точно так же, впаривая своему «пиплу» функциональные, но заведомо отрицательные «по случаю» оценки, например оценки действий правительства и политиков, чтобы смягчить или отвести полностью возможное гражданское порицание своих неудач. От этих примеров мы немного отдохнём.
Наверное, дело в том, что оценка, как и всё в этом мире, имеет свою меру, после которой наступает её «реверс», т.е. её «абсолютная объективность» становится лишённой смысла и даже иногда вредна, так как субстанцию оценки – её пользу и смысл – никто ещё не отменял. Милицейский чин, комментируя очередное убийство, публично, по ТВ, хвалит киллера: «Он всё сделал правильно – это высокий профессионал своего дела». Наверное, нездорово хвалить киллера за профессионализм, он может возгордиться на зоне, если его поймают. Такая оценка может быть только внутрикорпоративной – как публичная, она выглядит несуразной. И можно привести ещё тысячи примеров «дурной объективности» оценки, если выражаться в гегелевских терминах.
Смысл неразрывной связи рассматриваемых категорий состоит в том, что невозможно и просто глупо что-то оценивать, не имея в виду при этом какого-нибудь насущного выбора. Выбор всегда дышит оценке в затылок. Во всём ищи… не женщину, а выбор, когда оцениваешь что-то. Иногда учёные мужи об этом почему-то забывают, когда задаются сакраментальным вопросом: «Есть ли в России философия?» А мы попытаемся на него ответить, вооружённые некоторым знанием диалектики, то есть будем искать здесь выбор-основание оценки, и, скорее всего, «меню выбора» для нас приготовлено достаточно интересное.
Так для чего нам этот вопрос, о Русской философии, для какого выбора? Обыватель, наверное уже основательно побитый нами, совсем смущён, но вяло признается: «Я честно не вижу здесь никакого выбора, простите меня, учёный диалектик». Но обыватель по природе наивен, он никогда даже не подозревает, что, например, причина и следствие свершившегося факта имеют в себе бесконечный внутренний выбор, т.е. они, вообще говоря, не есть «ключик, подходящий к замку». Не ищите этого у Гегеля – этого там нет. Впрочем, про оценку и выбор у Гегеля тоже нет, а мы нескромно пробуем заполнить его упущения.
Но вернёмся к теме: выборов оказывается для нас много, например выбор преподавания: кого преподавать в курсе ИЗФ, т.к. курс ограничен во времени - Бердяева или Гуссерля, Лосева или Канта, и т.д.? Выбор ясен, а значит очевидна и оценка сравнительной значимости в мировой философии «чужих и наших» философов. Можно сопоставить для выбора преподавания и современников: Бадью, Деррида, Хабермаса или Доброхотова с Подорогой?... Наверно, без комментариев. Следующий выбор с естественной при этом оценкой будет такой: необходимо выбрать (распределять) часы – на Русскую философию, «которая есть», и на немецкую классическую философию. Можно легко угадать, кому будет отдано предпочтение и насколько значительно. Патриот-декан может, конечно, отдать часов поровну, и даже в пользу наших, но как и в каких недобрых словах его потом будут вспоминать студенты и аспиранты?
Следующим выбором назовём важный «издательский выбор»: кого предпочтительней издавать – наших или чужих, при ограниченных издательских возможностях? Ответ наверное ясен, хотя издатели достаточно доброжелательно относятся к Русским философам, но скорее из-за проблем с авторскими правами и переводами «чужих». Следующий выбор пусть делают иностранные университеты: стоит ли преподавать русскую философию и в каком порядке – факультативно или обязательно? Кажется, на Западе не в восторге от традиционных русских дискурсивных перескоков и у Флоренского, и у Франка, и у многих из остальных: русская философия близка по стилю к более эмоциональной литературе (и даже гордится этим). «Наших» на Западе просто не любят читать, потому что трудно уловить метафорические вольные прыжки, неясна логика и последовательность. Ещё один выбор: кого заносить в энциклопедии и сколько строк уделять для каждого достаточно известного русского? Своеобразный, бюрократический, но тоже выбор. Опять следует выбирать наших и чужих. Далее, выбор – культурные конгрессы, конференции и доклады – кого из наших привечали и как часто? Далее еще один выбор: «публикация философских текстов в западных журналах»: разве рвут из рук тексты наших философов на Западе? Нет, берут вяло, только для разнообразия и экзотики, если что не так – пусть меня поправят, это меня сильно обрадует. И прочее и прочее. Можно ещё добавить выбор по идеям: были ли в русской философии свои значительные философские системы и идеи, сравнимые с идеями немецкой классической философии, которые абсолютно необходимо знать и изучать? Итак, оглядывая все наше позиции, выписанные сверху, становится совершенно очевидно, что все они не в пользу русской философии. Наша философия, наверное, скорее публицистика или рассказы - по большей части рассказы про «чужую» философию. О безбашенных марксистах мы брезгливо умолкаем. Хотя рассказы тоже иногда можно почитать, они бывают очень полезны и интересны, рассказы Чехова мне нравятся. Но живая оригинальная философия существенно отличается от рассказов о ней и публицистики.
Тема – категорий «оценка и выбор», безусловно неисчерпаема и интересна, но рамки статьи увы, ограничены: в моём рассказе только первый подход к ней, и я обязательно когда-нибудь вернусь к этой теме снова и глубже, тем более, что она сугубо практическая, особенно в рамках любой теории и конечно практики.Дата публикации: 11.05.08
Проект: Реактор
© Доменский С. 2008