Технология в России как «самой старой развивающейся стране в мире» всегда задается в некоем соревновательном процессе, который позволяет определить технологический секрет. В этом отношении история лесковского «Левши» выглядит как перевертывание обычной истории о технологическом секрете. Британская блоха уже существует в режиме, в котором никакого «секрета» нет, она именно в силу своего устройства и размера полностью вынесена в «публичное» пространство - каждый может подойти к ней с микроскопом и посмотреть, как она сделана. Собственно, секрет блохи в точности, в том, что для ее создания требуется «просто» математически выверенная технология (Лесков подчеркивает, что английское производство упорядочено постоянной проверкой, системой отчетности-расчета, в которой работают британские мастера: те грифельные доски, которые используются ими, и «долбицы умножения», являются как инструментами собственно технологии, так и инструментами отчета, фиксации результатов, проверки). Иными словами, блоху повторить достаточно сложно именно потому, что она требует такого повторения, которое может быть выполнено только при восстановлении всего технологического процесса. А именно на повторение технологического совершенства и рассчитывают британцы, которые дарят блоху в виде некоего вызова.
Блоха требует повторения, то есть создания некоего микроустройства, некоего аналога (например, тульские оружейники могли бы выковать российского комара, который бы летал). Однако дело не только в том, что такое повторение фактически требует импорта всего технологического цикла (в пределе, как неявно утверждает Лесков - вместе с импортом мастеров или, по крайней мере, переучиванием местных, русских, мастеров на английский лад). Оппозиции, якобы, настолько радикальны, что никакого прямого импорта представить нельзя. Математическим таблицам противостоят библейские книги, которые не в пример толще. Просвещенческому образованию и публичной жизни (чинные прогулки английских мастеров) противопоставлены полуязыческие практики женитьбы (сватовство). Поэтому российская технология в своем концепте строится не столько как «импорт» или даже «модернизация», сколько как соревновательная «деконструкция»: западная технология должна в самом деле быть реконструирована так, чтобы она перестала действовать по своей логике и чтобы эта остановка не была простым сломом, сбоем. Эта западная технология, иначе говоря, должна остаться той же (нельзя отказаться от ее оригинальности и ее базового характера – «нанотехнологии у всех одни»), но стать совсем другой. Выполняется подобная деконструкция путем достраивания «секрета» - ведь если исходно у блохи не было секрета (она была буквально «вся как на ладони»), то затем секрет появляется - причем не только на уровне речи (левша не выдает секрета Платову), но и «реально» - Николай I не может определить, что именно ему пытаются показать своей «блохой» тульские умельцы. Если в Россию блоха попадает как просто технологический продукт, то из России она уезжает как «блоха с секретом» - фактически она выведена за пределы самой себя (блоха обыграна, можно также сказать, что она «сдалась») за счет прибавления к ней того секрета, который не только не имеет никакого отношения к технологии (левша принципиально не пользуется микроскопом), но и налагает на нее запрет. Естественно, при должном увеличении секрет вскрывается - вернее его знак-гвоздь (иначе блоха была бы просто сломана), однако это не отменяет его характера: секрет – это такое дополнение технологии, которое делает исходную технологию принципиально ущербной, даже нерабочей, хотя оно и осуществлено по ее «логике» (хотя, возможно, не ее средствами).
Оппозиция повторяемой технологии и неповторимого левши дублирует отношение к технологии как к чему-то принципиально накопляемому и к технологии, которая покоится на собственной уникальной деконструкции. Русские могут сделать подкованную блоху, но принципиально не способны накапливать технологии – например военные (отсюда «секрет» про «ружья», который Левша везет на родину, – он как раз является не секретом, а вполне тривиальным моментом обращения со стрелковым оружием).
Можно предположить, что такая деконструкция технологии предполагает некую субъективацию, то есть некоторое дополнение-отклонение, которое нужно изобрести ради него самого. Никакой необходимости подковывать блоху не существует. Это лишь выдумка, избыточный субъективный элемент, получивший материальную форму. В самом деле, если вернуться к фольклорным вариантам, Иван-дурак действует путем «каприза», придури, которая получает небывалое экономическое вознаграждение. Однако на элементарном уровне эта экономия не является автоматической - простое встраивание субъективного дополнения в технологию само по себе не обещает какой-то сверхприбыли. Де факто, такой «секрет», оказывающийся результатом субъективной работы, которая направлена сама на себя (фактически, мастерам нужно просто показать себя, а не сделать что-то ценное или полезное), сам нуждается в массовом продуцировании, то есть именно при массовом производстве секретов возможно, что в некоторых из них будет реализована игра сверхэкономии, которая, например, имеет место в случае Ивана-дурака, становящегося царем.
На деле, «русская технология» демонстрирует многоступенчатую инверсию самой логики технологии как таковой. Легко можно было бы подумать, что мы сталкиваемся с простым противопоставлением технологического производства и традиционного, мануфактуры и ремесла, повторения и гениального творения и т.п. – то есть с теми традиционными оппозициями, которые готовы противопоставить безличный «продукт» (сколь угодно высокой степени совершенства) настоящему делу и «шедевру», сделанному руками «Мастера». Однако такое противопоставление скрывает тот факт, что все действия «гения-левши» уже включены в конкурентную и властную логику. В отличие от допромышленного «мастера», скрадываемого своей работой, тульские мастеровые демонстрируют самих себя (и, опосредованно, славу русского царя), то есть занимаются демонстрацией своего собственного мастерства, а вовсе не скромным сбережением «дела». Это чисто модернистская логика, выполняющаяся по принципам модернистской подписи, демонстрируемой, например, в искусстве начала XX века. Подкованная блоха - не дело, а именно насмешка над делом, отражение чисто субъективной уловки, которая готова поставить под вопрос любую объективную логику и любую логику дела. «Деконстуркция блохи» у Левши стоит в одном ряду с такими явлениями, как «сдвигология» Крученых.
Если просвещенческая технология, как утверждали авторы вроде Хайдеггера, уже ознаменовала собой логику «техники» как подчинения сущего субъекту, то для российской власти такого подчинения недостаточно - и, возможно, оно не настолько необходимо, поскольку в технологизированном производстве власть субъекта не просматривается. Для ее открытия нужна какая-то особая герменевтика, но для российской политики этого тоже недостаточно. Технология как таковая демонстрирует «прибавочную» изобретательность, но недостаточно, всегда ее скрывая, то есть задавая логику того, что можно и нужно изобретать. Возможно, русская власть боится власти техники не менее Хайдеггера, поэтому стратегия поддержки Левши и им подобных - это стратегия скрытой борьбы против техники, одновременно демонстрирующая власть в чистом виде. Вместо создания некой бюрократической традиции «записи» и «таблиц», власть требует моментального проявления субъективного избытка - то есть, вопреки установившемуся мнению, она вовсе не заинтересована в подданных как бессловесных рабах. Напротив, Левша должен изобретать нечто такое, что никому и не снилось. Но делает он это не внутри какой-то заданной традиции, записи «технологии», а только для того, чтобы показать себя.
Естественно, такая демонстрация чистого субъективного избытка ограничивается тем, что она должна все-таки вписываться в технологию, в запись и в «таблицы». Русский субъект (то есть именно русский подчиненный по преимуществу, ее sujet) не имеет права просто «сломать» иноземную технологию, он должен быть продемонстрирован «внутри нее самой», то есть в ее логике и на ее языке, но именно как то, что разрушает эту логику, обыгрывает ее, демонстрируя субъективный избыток, чистую силу субъективного, которая неминуемо выражается в технологическом, но анти-экономическом субъекте, в придури, которая первоначально никак не экономизируется. Противоречивые требования к «продукту» русской технологии сводятся к требованию предельной технологичности и предельной бесполезности для самой технологии, поскольку только такое сочетание позволяет ускользать от закона самой технологии – и одновременно демонстрировать изобретательность. Внутрь подкованной блохи уже вписан закон «русского изобретательного субъекта»: он максимально усложняет технологическую запись, сам «шифр», но в конечном счете не схватывается этой записью: подписи Левши, в отличие от остальных мастеровых, на подковах блохи нет, поскольку его работа оказывается наиболее сложной.
Однако на другом уровне, уже не описываемом сказкой Лескова, нельзя не учитывать и возможной экономизации действий Левши и его продуктов. По крайней мере, можно предположить, что они экономизируются в режиме «сверхприбыли», которая следует за нарушением самого технологического закона. Поскольку такая демонстрация не может полностью исключить экономизацию, «отдачу» субъекта, возникает политика именно массового запуска «левых технологий», которая оказывается на поверку гораздо более дорогостоящей, чем простое исполнение советов «не чистить ружья кирпичом» (как известно, по утверждению Лескова, этот совет так и не был услышан русскими властями, что и повлекло печальные события крымской войны). Речь идет не о всеобщей мобилизации «тел», а о всеобщей мобилизации субъективностей, поскольку требуется, в пределе, сымитировать обычные технологии посредством «левых». Левая технология всегда выполняется как дополняющая деконструкция простой технологии, однако на уровне реальности требуется, чтобы левая технология могла создавать и эффекты обычной технологии. Например, подкованная блоха тоже должна иногда прыгать. «То же самое» делается не только «иначе», но и «в дополнении» и принципиально сложнее. Иногда, возможно, левые технологии и в самом деле дают эффект сверхприбыли - не была ли результатом такой левой технологии «водородная бомба», как оригинальный русский технологический продукт? Но чаще происходит процесс рефлексивного усложнения. Дело в том, что любая технология, особенно проявившая тот или иной экономический эффект, тяготеет к собственной записи. Любые левые технологии «правеют», то есть момент их сохранения уже является предпосылкой для такого «правения». Однако сами требования правых технологий отрицаются как требования «авторитарные» и «западные». В известном смысле, любая правая технология – это и есть «Запад внутри России», внутренний запад, который требует деконструкции посредством левой технологии. Технологическая, но авторитарная, запись «очеловечивается» всякой «ерундой», получает отсутствующую подпись левши, которая «выражает» подпись политического «режима».
Последний - в противовес обычным деспотиям – вовсе не стремится ввести всеобщую «бюрократию», поставить на всякой вещи ее собственное имя, подписанное отсутствующим местом деспота. Напротив, он стремится к каждой «вещи», которая уже истолкована как некий замкнутый технологический процесс (в этом смысле этот режим вовсе не стремится к конфуцианскому миру «вещей» и «дел», к их упорядочению в правильную форму), как всего лишь «пакет» технологических функций (и поэтому «вещь» здесь имеет отчетливо заморский оттенок), приставить своего левшу, причем силой, поскольку сам по себе он делать ничего не будет, пребывая а традиционном укладе. Русский субъект вносит в каждый технологический цикл неизвестный секрет, но, как правило, этот секрет оказывается лишь демонстрацией силы его субъективного уклонения, изобретательности. Дело политики – не только демонстрировать себя в этом процессе, но и совершить нечто невообразимое – поставить весь процесс на поток, сделать производство левшей массовым, но так, чтобы оно не оборвало существование левой технологии. То есть эта политика может развиваться и в том направлении, которое предполагает все больший акцент на возможности экономизации левых технологий, что, естественно, существенно меняет их картину.Дата публикации: 25.09.09
Проект: Реактор
© Кралечкин Д. 2009