[Ален де Либера. Археология субъекта. Т. II. В поисках идентичности: Alain de Libera Archéologie du sujet. t.2 La quête de l'identité, Vrin, 2008]
Great achievement: именно это английское выражение подходит, чтобы охарактеризовать эту книгу, для которой исключительно важна игра языками и в которой столь заметно влияние англосаксонской философии самых разных периодов. Второй том археологической саги Алена де Либера, – несомненно, одна из самых замечательных и важных книг года. Перемешивая на более чем четырехстах страниц мысли столь разных философов, как Генрих Гентский, Аверроэс, Декарт, Локк, Юм, Брентано, Хайдеггер, Стросон и Амели Рорти, автор успешно поддерживает в читателе напряженное философское внимание и удивление, порой развлекая его, но без колебания отстаивая существенное и оттеняя свое повествование (а это и в самом деле большое повествование) схемами, последовательностью которых раскрывается удивительная надежность композиционной структуры книги. Это одна из тех книг, каждая страница которых что-то сообщает нам и дает нам пищу для размышлений: историческая работа столь редкого качества позволяет поставить вопрос о субъекте в таком размахе, что его можно даже счесть неохватным.
Правила игры
Оригинальность книги — помимо того, что ее автором является удивительный человек Ален де Либера, профессор истории философии средних веков в Женеве и истории теологии в «Ecole pratique des hautes Etudes» и при этом читатель Хайдеггера и англосаксонских философов, в том числе и самых современных, – частично связана с принимаемым в ней археологическом методом. Этот метод, изобретенный Полем Вейном и «примененный» к философии Мишелем Фуко в «Истории безумия в классическую эпоху» и еще более явно в «Словах и вещах», следуя этим двум источникам, развивается по двум линиям. У Поля Вейна он берет принцип «факт без интриги – ничто»; другими словами, задача историка — схватить факт в его контексте, выявить рождение факта (схватить acte de naissance как именно «акт», а не только как свидетельство о рождении), отправиться на охоту за живым фактом, не задушенным и ослабленным историей. В соответствии со вторым принципом, лучше определенным Фуко, следует пытаться схватить момент (может быть даже мгновенье, если только оно когда-нибудь существовало), когда мысль, ставшая сегодня столь навязчивой, что в конце концов становится невозможно мыслить ее аутентично, была еще совершенно новой, девственной, живой – момент, когда в определенном смысле все могло бы пойти по-другому, когда осуществились выбор и расщепление, сделавшие на долгое время невозможным один регистр мышления и необходимым – совершенно другой.
Ведь субъект есть именно такой объект, который, несмотря на все парадоксы, которые он породил, несмотря на его исключение и на его смерть, так часто провозглашаемую, всегда остается невидимым двигателем нашей мысли о человеке, о личности, о себе и именно поэтому пределом того, что ставится под вопрос, пределом мыслимого в нас; именно субъект, который, как кажется, не отвечал ни на какой запрос и рождение которого стало событием, определившим на длительный срок самые глубинные археологические пласты нашей мысли о человеке, то есть не-событием как таковым. Три тома (последний еще будет опубликован) «Археологии субъекта» – попытка провести анализ зарождающейся модели субъекта не только путем обращения к эпохе, когда субъект производится (том I, «Рождение субъекта», 2007) и когда его можно застать живым, но скорее (поскольку он не мертв, ведь о его смерти было объявлено преждевременно), отслеживая его в теориях всевозможных эпох с целью заново продемонстрировать его появление на каждом из этапов. «Поиск идентичности», второй этап этого предприятия, обнаруживает субъекта там, где его меньше всего ожидали, где была зарегистрирована его смерть, то есть в вопросе идентичности индивида.
Рамки интриги
Попытка обнаружить живого субъекта в тот самый момент, когда он признан мертвым (момент, часто воспроизводящийся в истории, у Локка и Стросона, например), – вот гениальный ход Алена де Либера. Так как рамки, в которых разрабатывается вопрос об идентичности, являются местом рождения главной контр-модели субъекта – личности или персоны [personne].
Не вдаваясь в детали, которые увлекли бы нас слишком далеко, обратимся к этим концептуальным рамкам, в которых разрабатывается «маршрут», конституируемый вопросом идентичности. Этот маршрут пролегает в регионе, определенном четырьмя вопросами, заимствуемыми из одного постлокковского эссе графа Энтони Эшли Купера Шефтсбери и выстроенными попарно. Первая пара вопросов понимается в перспективе классического субъекта как субъекта мысли (субъекта, которому атрибутируется мысль, что соответствует концепции атрибутивизма*, если говорить в терминах «Рождения субъекта»). Это вопросы, на которые отвечает картезианский субъект:
*Шефтсбери 1.В каком субъекте размещается мысль?
*Шефтсбери 2. Каким образом субъект длится как один и тот же, отвечая на протяжении всей своей жизни за то, что представляется одной и той же областью мыслей и размышлений, поддерживая отношения с одной и той же личностью, уникальной и тождественной самой себе?
Хотя первая пара вопросов остается в рамках теории субъекта, уже ощущается, что в них личность начинает наступление на субъекта. Субъект не исключен, так как Декарт, отвечает на эти вопросы, по крайней мере так кажется, но трудностей от этого не меньше. Тем более, что, по мнению Шефтсбери как продолжателя Локка, эти вопросы, как первый шаг к вопросу об идентичности, плохо сформулированы, поскольку они заранее исключают любую модель, кроме модели субъекта. Поэтому лучше выписать их в более общем или, скажем так, в менее обязывающем виде.
Шефтсбери 1. Что конституирует Мы или Я?
Шефтсбери 2. Является ли Я настоящего момента тем же самым, что и Я прошлого момента или будущего?
Первый вопрос ставит проблему синхронической идентичности, второй —диахронической. «Поиск идентичности» разрабатывается в рамках, определенных этими четырьмя вопросами, через исследование перехода от первой пары ко второй и наоборот… Эти вопросы по меньшей мере затруднительны для любой модели человека, вращающейся вокруг субъекта: по выражению Либера, «они сообщаются посредством личности [personne]». Эти вопросы поставлены таким образом, что становится невозможным отвечать на них посредством «субъекта», не поднимая некоторые хорошо известные парадоксы англосаксонской философии. Может ли субъект быть основанием идентичности Я? Надо подчеркнуть, что на этой территории идентичности субъект никогда не был фаворитом.
Тезис книги внешне представляется парадоксом: ничто, никакая проблематизация, никакой значимый вопрос, казалось, не «взывали к субъекту», который, однако стал постоянной моделью наших размышлений о человеке. Многие главы книги посвящены доказательству того, что модель субъекта уступает ее конкурентам, что утверждают почти все англосаксонские философы. Ален де Либера находит подтверждения этому тезису благодаря своим блистательным анализам Локка и Стросона и связанной с ними модели личности, а также книги Амели Рорти «The Identities of Persons». Однако это отвержение субъекта как решения присутствует уже у Гоббса, как показано в превосходной главе, посвященной примеру корабля Тесея. Приведем его, чтобы передать характер интриг, из которых слагается эта книга. Гоббс пересказывает парадокс древнегреческих софистов: корабль Тесея непрерывно чинят по меньшей мере в течение тысячи лет, поэтому можно сказать, что каждая доска на нем была обновлена хотя бы раз, а это значит, что корабль уже не содержит ни одной исходной доски. Здесь ставится именно проблема идентичности. Но, с археологической точки зрения, все становится более интересным, когда Гоббс придумывает следующую ситуацию: каждая доска, извлекаемая из корабля в процессе его (ре)конструкции, используется для построения того же самого корабля, но в другом месте. Какой из двух кораблей будет «кораблем Тесея»? Тот, который строится (при том, что реконструирование идет поэтапно, что создает дополнительные проблемы) на месте и вместо оригинала, но из другой «материи», или же тот, что сохраняет от оригинала только материю, но не связан с ним отношением пространственно-временного единства? В этом выборе обыгрывается вопрос критерия идентичности, как он ставился до Локка – то есть в комплексе, определенном сочетанием 1) идентичности формы (души) / 2) идентичности материи (тела) / 3) единства одной и той же формы и одной и той же материи (душа/тело)…
К сожалению, мы можем рассмотреть только общую форму аргументов, посредством которых Ален де Либера вводит нас в археологию субъекта. Важно постоянно подчеркивать то, что можно было бы назвать контингентностью субъекта, то есть его хрупкость и в то же время его устойчивость, его появление при каждой попытке противопоставить ему некоего конкурента. Таким образом, дух, персональность, личная идентичность, семантика и прагматика Я, Эго, действование [agence] и познание себя — возможные модели, альтернативные субъективности. За ними, однако, всегда прячется субъект. Значит ли это, что исключение субъекта возможно только как наложение маски (persona)?
Устойчивость субъекта
Исследование устойчивости субъекта, сохраняющегося в борьбе со всевозможными конкурентами, выстраивается вокруг введенного в работе Либера понятия «атрибутивизма*» – не путать с другим атрибутивизмом (без звездочки). Без звездочки это понятие указывает на любое учение, в соответствии с которым дух, душа или интеллект – это предрасположенность (диспозиция) или качество тела. «Атрибутивизм со звездочкой» на другом, археологическом уровне обозначает любое учение о душе или мышлении, которое предполагает (которое основывается или включает в себя) явное уподобление «психических, ноэтических или ментальных состояний и актов» атрибутам и предикатам субъекта, определенного как эго. Трудно переоценить археологическое значение и философскую силу этого понятия, ведь благодаря ему может быть выявлено сохранение субъекта в его контр-примерах. Именно так «личность» Стросона снова становится субъектом, который определяется как «носитель психических и ментальных предикатов». Здесь обнаруживается много моментов, рассказывать о которых мы не будем, дабы не лишить читателя удовольствия первооткрывателя…
Но понятие атрибутивизма* позволяет особенно хорошо выявить ставку этой археологии субъекта: центральный вопрос Алена де Либера берет начало от одного исторического парадокса. Субъект в том виде, как он представлен в западной философии, всегда сначала определяется как вместилище мыслей, как то, к чему относится тот или иной предикат, он всегда пассивен как поддержка для акцидентов, которые с ним случаются. Каким же образом этот подчиненный субъект смог стать агентом, действующим лицом? Субъект предикатов был заменен субъектом действия. «Субъект = Agency (= Я)» – так выписывается «хиазма действования», определение которой было задачей «Рождения субъекта». Современность – это место, где под напряжением оказываются эти поля: атрибуция и действие, как и те, что проясняются во втором томе: свойственность [inhérence] и именование [dénomination]. Тезис «В поисках идентичности» состоит в том, что хиазма действования полагается на другую хиазму, без которой она оставалась бы парадоксальной и непостижимой: а именно на хиазму именования. Вопрос именования субъекта прокладывает мост между ним и его различными перевоплощениями (как персональность например) и совершает поворот к истокам понятия «внешнего именования» в Средние века. Итак, возможно, из четырех рассмотренных полюсов именно именование играет центральную роль. Объясняет ли оно переход от субъекта предикатов к субъекту действия, от субъекта в его «зарождении» (первый том археологии) к субъекту действия (название третьего тома, который ожидается)? Во всяком случае, может быть, оно объясняет схождение в субъекте крайней хрупкости (ведь ничто не требует субъекта и, как кажется, все ему противоречит) и неоспоримой устойчивости: даже если не вспоминать о его историческом господстве в континентальной философии, ставился ли он по-настоящему под вопрос даже тогда, когда решили, что можно его «исключить»?
Источник – Nonfiction.fr
Перевод – Ирина Дуденкова
Дата публикации: 06.12.08
Проект: Планка
© Фурнье Ж.-Б. 2008