- Вот гады, Россию продали!
- Это не мы продали, это вы пропили!
(В поезде)
Можно ли еще где-то услышать тот самый вопрос, интеллигентский вопрос, то есть вопрос, задаваемый интеллигентом самому себе - каково быть интеллигентом? Можно ли еще увидеть этот вопрос, услышать эту речь об интеллигенции в ее самоманифестирующей силе, во всех ее модальностях: от "как мы это допустили" до "что же мы должны делать сегодня"?
Можно ли еще однажды услышать: "Господа, давайте будем интеллигентны!" - (весьма двусмысленную просьбу, поскольку если уж ты интеллигент, то предполагается, что не можешь потерять это качество)? Насколько актуальным является вопрос о самоопределении интеллигенции в ситуации, где как кажется, ее время или безвозвратно прошло или также безвозвратно не наступило?
Логично предположить одно из двух: либо интеллигенция погибла той специфической смертью, которая постигла философию, науку (и что там еще…?), либо с ней все более чем в порядке. Проект "философия интеллигенции" исходит из невозможности различия этих состояний.
Интеллигент более не в силах ответить на собственный вызов - он может взывать к себе, но не слышать самого себя. Дух интеллигенции - то, что бродит отдельно от нее, проходит сквозь стены, смотрит в зеркало, но не видит отражения. Призрак интеллигенции бродит по России… Зомбированная жизнь (жизнь после смерти) интеллигенции делает интеллигента неинтересным, в отличие от вопроса об интеллигенции. Или - интеллигентского вопроса.
Можно слышать этот вопрос, но не становиться интеллигентом. Интроспективные практики интеллигенции разомкнулись, отменив возможность становления интеллигентом, одновременно сделав возможным сам интеллигентский вопрос. И неинтеллигентную "Философию интеллигенции", которая более не принадлежит никакой интеллигенции. Для такой философии слово "интеллигент" функционирует как абсолютный идиом, идиом, который не переводим даже в собственный язык; пароль, который некому сказать; пропуск в никуда; ключ от потерянного замка, который уже никакая дверь не сделает золотым.
Можно сказать, что слышать интеллигентский вопрос - это значит больше его не слушаться, поскольку его присваивающая сила нейтрализована. Интеллигентский вопрос строился через структуру определенного не-отвечания на него - через обращение на себя ответов на "кто виноват?" и "что делать?". Что остается, когда это самоманифестирующее себя в этом обращении интеллигентом не находит более удовлетворительной инстанции?
Здесь, на этом пункте интеллигентский вопрос оказывается подозрительно близок структурно к вопросу еврейскому. И дело вовсе не в том, что культурные фигуры еврея и интеллигента сходны. И даже не в том, что речь об интеллигентах стыдливо заменяла речь о евреях, а сейчас, в нынешней ситуации правда вылезла наружу. Ведь с равными основаниями можно говорить и об обратном: в речи о евреях стиралось ненациональное самоопределение интеллигенции. Ничего не говоря ни о евреях, ни об интеллигентах, но только об их "вопросах", можно предположить, что еврейский вопрос структурирован как интеллигентский, или это вообще один и тот же вопрос. (Интеллигенция, например, это то, что оказывается заметным в особенности тогда, когда она занимает "чужое" место. Способ определять ее традиционен - то, что всегда не на своем месте).
Который вряд ли решается "заземлением", ведь парадокс интеллигенции в том, что, будучи оторванной от корней, она почему-то оказывается чересчур верной этому отрыву, этой земле, в которой ее забытые корни.
Хотелось бы только спросить, на какую политкорректность посягаем мы, ставя вопрос об интеллигенции?
Дата публикации: 13.11.04
Проект: Философия интеллигенции
© Данилов В. 2004