В основе спора о русской философии лежит неустранимое подозрение по поводу возможности соединить «русскость» и философию. Сомнение в том, что русские в состоянии иметь философию, является частным случаем сомнения в том, что русские располагают национальной культурой. Причиной этого выступает недоопределённость культуры в быте, невоплощённость её в наборе совместно разделяемых техник и правил поведения. Русская культура никак не может породить русскую цивилизацию. Поэтому культура продолжает оставаться образцом, вместо того чтобы стать практикой.
Сказанное справедливо и в отношении отечественной философии. Вместо того, чтобы быть модусом организованной повседневной деятельности, она зачастую кутается в дымку возвышенных историцистских иллюзий, отсылающих к некой своеобразной традиции мысли. Историческое дистанцирование, нередко соединённое с романтической «филологией», становится способом ускользания от настоятельного вопроса о месте философии как деятельности в современной России. Подозрительность в отношении любых вариантов применения философии рассматривается как составная часть респектабельного образа хранительницы духовного наследия нации, задним числом конструируемого из подручных материалов.
Логика подозрения вообще в высшей степени характерна и для тех представителей отечественной философии, которые не разделяют патетического увлечения музейным прошлым. Более того, дело обстоит таким образом, что декларация подозрительности в отношении одной части философского сообщества становится пропуском на попадание в другую его часть. В результате вместо содержательной полемики представителей различных групп мы имеем бесконечный танец, представляющий собой одну и ту же фигуру подозрения. В такой ситуации любое отдельная инициатива почти не имеет шансов на спокойное, взвешенное обсуждение: она непременно будет подвергнута подозрению, её обязательно будут третировать как скрытое властное притязание. Тем самым формируется представление, согласно которому единственной достойной позицией для философа-профессионала является радикальное отстранение от общественной активности, от административной деятельности, от ближайшего прошлого отечественной философии.
Будущее философской мысли в России зависит от того, удастся ли профессиональному сообществу преодолеть господство логики подозрения. Для этого не нужно задавать заведомо обречённые на неудачу вопросы о том, что такое сообщество, что такое философия. Нужно создавать практики, в которых будут самоопределяться философы-профессионалы. Нужно создавать совместность прежде разговора о «концептуальной» платформе, на которой она основывается. Воля к совместности, проявленная в общественном активизме, должна рассматриваться как главная составляющая философского профессионализма. Следует прекратить возведение ироничной отстранённости в ранг основополагающей рефлексивной добродетели. Может быть, тогда философ в России наконец превратится из интеллигента в интеллектуала.
Общественный активизм профессионала проявляется прежде всего в установке на продуктивную критику действующих оснований и условий воспроизводства как отечественного философского сообщества, так и отдельных научно-исследовательских и образовательных институций. Философское сообщество сможет претендовать на широкое общественное признание, только если оно сможет стать действительно актуальным для самого себя. Мерой этой «самоактуальности» является готовность членов корпорации совместно участвовать в формировании перспектив отечественной философии. Эта деятельность должна быть ориентирована на создание возможно большего числа кружков, исследовательских групп, семинаров, занятых разработкой конкретных проектов, имеющих прикладное значение. Изменения в жизни сообщества, таким образом, будут результатом обратного влияния деятельности этих центров активности на общий дискурсивный ландшафт.
Продукт работы специалиста в области общественных наук весьма своеобразен. Если станок является средством производства, которому «безразлично», кто им пользуется, то мысли несут на себе отпечаток субъективности и не могут в большинстве случаев рассматриваться независимо от особенностей их автора. Успешность профессиональной философской деятельности определяется способностью сделать особенности индивидуального стиля мышления интересными другим людям, имеющими максимально широкий резонанс. Следствием такого резонанса в пределе должно становиться его артикулирование в новых социальных практиках. Философское мышление никак не может оставаться в границах чистой теории. Качество мысли определяется потенциалом её восприятия. Мысль профессионала, таким образом, всегда должна быть рассчитана на её восприятие другими людьми, включая дилетантов-любителей. Умение подавать свои мысли, заботиться об их перформативном качестве – вот основной навык, который должен формироваться в профессиональном сообществе. Поэтому, в частности, философское образование должно быть школой управления мыслями для формирования совместности. Каждый философ-профессионал должен изначально ощущать свою причастность к профессиональному сообществу и делать всё зависящее от него лично, чтобы содействовать развитию этого сообщества. Героические робинзонады духа, экзистенциальные драмы познания, аскетическое одиночество душевной жизни пора отправить на свалку истории.
Автор настоящей статьи уже имел случай высказываться в соавторстве с А. С. Безмолитвенным о необходимости ориентирования профессиональной философской деятельности на создание продукта, имеющего общественную полезность. В настоящее время этот тезис может быть развит и уточнён. Одним из центральных направлений работы становится прикладная этика в целом и академическая этика в частности. В качестве убедительного примера такой работы следует рассматривать проект этического кодекса философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, активно обсуждающийся в настоящее время. Этот опыт может стать важным шагом на пути к профессиональному самоопределению молодого поколения отечественных философов как разработчиков программ этического регулирования деятельности академического сообщества. Кроме того, публичная дискуссия по проекту кодекса является серьёзнейшим стимулом для выявления действительных проблем, присущих философской корпорации в целом. Принципиально важно, чтобы эта дискуссия не свелась вновь к взаимному выписыванию привычной фигуры подозрения.
Обсуждение кодекса может оказать стимулирующее воздействие на определение тех принципов, которые могли бы противодействовать дальнейшей эскалации контрпродуктивной логики обоюдного недоверия. К сожалению, в имеющемся на данный момент варианте текста это не прописано с достаточной степенью ясности. Очевидно, это во многом объясняется тем, что философское сообщество в целом не обладает единым пониманием стандартов профессионализма, что отражает и ситуация внутри философского факультета МГУ. Возможно, такие стандарты и не могут быть выработаны. Фундаментальное значение, на мой взгляд, имеет здесь скорее достижение согласия относительно общего уровня доверия к компетентности, что формулируется примерно так: все члены профессионального философского сообщества должны разделять в отношении друг друга априорное убеждение в высоких профессиональных и деловых качествах до тех пор, пока в практике не установлено обратное. Совершенно очевидно, что такое убеждение не только не закрывает возможности критического отношения к научной работе коллег, но наоборот ставит его на действительно твёрдое основание. Знаком доверия к коллеге является в первую очередь ожидание от него неизменно высоких результатов в профессиональной деятельности. В этом и заключается прагматика совместности действительно работающего сообщества.Дата публикации: 16.12.08
Проект: Философские институции
© Сафронов П. 2008