Главный американский канал по производству телесериалов HBO выпустил двухчасовой телефильм Recount – «Пересчет», посвященный пересчету голосов в штате Флорида во время президентских выборов 2000 года Разрыв в голосах, поданных за Буша и Гора, во Флориде, штате, на тот момент решавшем исход избирательной компании, оказался минимальным. В дальнейшим на разрешение щекотливой ситуации потребовалось 36 дней и специальное решение Верховного суда США. Считается, что Буш выиграл по голосам выборщиков (electoral vote), хотя больше голосов избирателей (popular vote) набрал Гор. Позднее этот серьезный политический скандал в сознании американцев заслонили события 11 сентября.
Как и положено продукту компании HBO, «Пересчет» – тщательная реконструкция с эффектной драматургией, неотступно держащая зрителя в напряжении, несмотря на известный заранее финал. Кроме того, это продукт, хоть и не лишенный нюансировки, но все же откровенно ангажированный в пользу демократов и избирательного штаба Альберта Гора. С самого начала в фильме проводится четкое разделение на «наших» и «ненаших». Бывшим госсекретарем Уорреном Кристофером (Джон Херт) на первом же совещании штаба Гора изъявляют твердое намерение бороться только легальными методами. Произнеся знаменательную тираду: «Мир смотрит на нас. Теоретически, мы – последняя великая демократия. Если мы не можем решить это методами, достойными того поста, за который мы боремся, какие надежды мы подаем тем странам, которые хотят разделить наши ценности?». Тогда как в лагере Буша-младшего Джеймс Бейкер (Том Уилкинсон) квалифицирует происходящее как «уличную драку за президентство и ничего политического». С поправкой на специфическое устройство именно американской избирательной машины, фильм в любом случае представляет интерес как пособие по пост-выборным технологиям, а также как рефлексия над самой этой машиной.
Показательна эволюция, претерпеваемая командой демократов. В начале фильма республиканцы саркастически замечают, что Гор хотел бы пересчета не всех голосов, но только голосов, поданных за него. Пересчитывать нужно до победного конца. Однако протагонист фильма советник Гора Рон Клэйн (Кевин Спейси), хотя и признает, что его патрон не так уж ему и симпатичен, постепенно приходит к максиме, что «каждый голос каждого избирателя заслуживает того, чтобы быть подсчитанным», и что надо все-таки выяснить, кто же на самом деле выиграл. Демократы становятся защитниками подлинного всеобщего голосования, потерянного в американской избирательной системе. Хотя в этом и заключен очевидный посыл фильм, максимализм требований (отсылающий к базовым принципам democraticinclusion) изначально ограничен. Пересчет проводится не во всем штате, а только в двух графствах и по разным стандартам. По ходу действия обнаруживаются побочные сюжеты, связанные с нарушениями в ходе избирательного процесса. Например, существование сфальсифицированных избирательных стоп-листов [1], позволяющих не допускать к «избирательным урнам» граждан, чья фамилия сходна по звучанию с фамилиями осужденных за те или иные правонарушения. Такая практика позволила отстранить от участия в выборах до 20 тысяч полноправных избирателей, половина из которых – афроамериканцы. «Черный пиар» приобретает здесь одновременно мрачно-юмористический и институциализированный характер. Кевин Спейси делает драматическое выражение лица, но интрига не получает развития: тут бы как следует подсчитать поданные голоса, уж не до голосов отчужденных, даже если отчуждены они просто потому, что «похожи» на осужденных. Вопрос о «включении» в демократическое голосование и в политику в целом дублируется вопросом о «выходе» из политической машины (которая сама должна работать как системная демократическая процедура).
Специфика американской машинерии для голосовании, подробно показанной в фильме, привела к появлению большего количества испорченных бюллетеней. Избиратель часто «не-доголосовывал» (undervote), т.е. машина не засчитала не до конца пробитый бюллетень [2], сочтя его пустым. Или же, наоборот, он «пере-голосовывал» (overvote): от чрезмерного гражданского рвения он мог одновременно пробить бюллетень и поставить пресловутую галочку, или же пробить за несколько кандидатов сразу. Намерения избирателя должно быть выражено в предлагаемой системой форме. Но сама эта форма, эта символическая система, кастрирует избирательное намерение. Оно неизбежно искажается, проходя через систему коммуникации. «Пересчет» уже исходит из классической проблемы понимания «голосования» как некоего решения. Но в современной ситуации предполагается, что избиратель действует в соответствии с предпочтениями, которые и следует выяснить как можно раньше, а это одна из задач социологии. Показательно, что результаты подсчетов стали проблематизироваться, когда выяснилось, что они разительно не совпадают с результатами эксит-поллов (еще одна точка расхождения «реального политического голоса» и его «репрезентации» – подобная тому, как реальный голос расходится с фундирующим его «намерением»). Интересно, что главный герой Клейн, до этого ушедший из администрации Гора, работает как раз в компании, занимающейся эксит-поллами.
Но определяет ли пересчет именно намерение (в пределе – некое субъективное состояние) или же «реальный голос»? «Иметь предпочтения» - совсем не то же самое, что «голосовать за» или «отдать голос». Политически вполне рациональна фраза «Этот кандидат мне не нравится, но я все равно буду голосовать за него» - она могла бы демонстрировать разрыв между личными предпочтениями и политическим решением, связанным с оценкой того или иного кандидата. В то же время если демократическая привилегия отдается именно предпочтению, то избиратель может «ошибиться», отдав «не тот» голос. Стремление «дойти» до некоторого «атомарного» состояния «голоса», до «протокольного голоса», который либо находится за пределами машинной системы, либо затерялся внутри неё самой, выдает уже реализовавшееся не-различение собственно политических действий (или фраз) и простых «преференций», которые, как предполагается, должны реализоваться на некотором натуральном уровне – например на уровне подобия (негры голосуют за негра, женщины за женщину, карлики за карликов и т.п.). В некотором смысле «голоса» зашиты внутри избирателей так же, как они оказались затеряны внутри избирательной машины – так что сам «момент выбора» исключен: это «голоса», которые никогда не произносятся, и пересчет, в определенном смысле, должен произнести их за них. Произвести отдачу от неотданных голосов.
Но избирательный инструмент далеко не прецизионный. Вновь и вновь запускаемый машинный пересчет всякий раз дает разные результаты. Против машин могут выступить люди, способные выработать интерпретацию недостаточно четко проявленного избирательного намерения [3]. Но прения в избирательных комиссиях при ручном пересчете позволяют республиканцам бесконечно затягивать процесс, срывая жесткие дедлайны, установленные играющей на их же поле госсекретарем штата Флорида Кэтрин Хэррис (Лора Дерн, лучшая актерская работа в фильме). В то время как требования демократов становятся все более гипертрофированно «демократическими»: «Право на участие в демократическом процессе важнее, чем способность гражданина следовать инструкциям». Тем самым, «результат» голосования заранее нейтрализуется «правом»: демократическая машина не производит ничего, кроме своей собственной слаженной работы, некоего «гудения», «шума демократии». Одновременно сам демократический процесс переносится в зону символического, доступ к которому уже оценивается в качестве единственно позитивного.
В систему изначально заложена погрешность – невозможность подсчитать все голоса до единого. Добавим, что подсчеты, проведенные по заказу американских медиа уже после вступления Джорджа Буша в должность, четыре раза присуждали победу Бушу и пять – Гору, причем утверждалось, что при системе подсчета, предлагавшейся командой Буша, победил бы Гор и наоборот, стандарт, предложенный командой Гора, позволил бы засчитать победу Бушу [4]. Это ли не доказательство жизнеспособности американской системы? Ответить на простой вопрос героя Кевина Спейси - «Кто же на самом деле выиграл эти выборы?» - можно только так: победа в выборах – не результат, казалось бы, простого механического суммирования голосов, но плод политического компромисса, в котором сыграли свою роль и упорство Буша, и беспринципная ловкость его избирательной команды, и уступчивость самого Гора. Тогда как Рон Клэйн требует исполнения (мертвой) буквы Закона, буквальное исполнение которого оказывается невозможным. Вывод, к которому, несмотря на весь политический максимализм и идеализм, подводит «Пересчет», заключается в том, что гипердемократическое требование подсчета голоса каждого избирателя для системы – недостижимая зона Реального, пороговое значение, за которым, как кажется истеблишменту, в социуме могут начаться хаос и дестабилизация. Или «непоправимый ущерб», как это формулируется в решении Верховного суда США, поставившем точку в этой истории.
Таким образом «непоправимый ущерб» наносится самой поправкой, пересчетом как стремлением «исправить» ситуацию, привести ее к более верифицированному состоянию. Дело даже не в том, что «пересчет с точностью до одного» способен отменить условный консенсус «элит» (Буш-Гор) (как можно было бы сказать с классических критических позиций), а в том, что он еще и отменяет сам момент политического «решения»: противоречие в том, что пересчет не выходит к аутентичной сфере, где произошло голосование, а как раз экстериоризирует ее, представляет ее в качестве чего-то совершенно внешнего для общества, того «другого места», где осуществляются его решения – как будто уже помимо него и против него. Если избирательная система заведомо исключает аутентичное намерение избирателя (или заставляет долго его искать), то итоговое решение суда приходит к выводу, что не в аутентичности счастье и не в базовых намерениях: возможность выбрать президента, а не изучать, какой президент выбран, политически важнее и ценнее.
Последние планы фильма: сданные в архив, вытесненные в политическое историческое бессознательное, коробки с бюллетенями выглядят мрачно и угрожающе. Действующие лица несостоявшейся ре-инициализации государства разъезжаются обратно в свою привычную повседневность, меланхолически демобилизовавшись.[1] Институт «стоп-листов» показывает, что базовая воля народа, в сторону которой должен идти пересчет, уже оформлена механизмом, позволяющим расщепить «волю» и ее «изъявление»: не каждая воля имеет право себя политически высказывать. Не каждый «факт» «народного голоса» обладает политическим весом – и это как раз оказывается проблемой: какие именно фильтры нам, при пересчете, поставить под вопрос, а какие оставить.
[2] Пробивание бюллетеня приближает его к статусу «перфокарты». Отсюда проблема: как собственно машинная перфокарта накладывается на «человеческую», если одна должна служить точной репрезентацией второй. Проблема «пересчета» показывает необходимость странного введения дополнительной «ручной» процедуры, встраивая демократические выборы в систему «человек-машина».
[3] Однако интерпретацию избирательного намерения, в соответствии с принципами representative democracy, должны как раз производить законно выбранные представители. То есть пересчет чисто логически сталкивается с проблемой, которую можно назвать, по аналогии с Аристотелем, проблемой «третьего представителя»: чтобы найти «истинного представителя» (Буша или Гора), требуется уже иметь тех представителей (другого порядка), которые будут искать и производить интерпретации, однако в демократии они сами должны быть легитимированы. Не следует ли в таком случае избирать тех, кто будет производить пересчет? Кажется, что этот стихийно образовавшийся институт «пересчетчиков» вскоре начнет дублировать институт выборщиков (electors).
[4] Такое положение дел подтверждает, скорее, гипотезу, выдвинутую в SouthPark Episode 701 «I'm a little bit Country»: противостояние двух партий является наилучшим способом консолидации, но заведомо не может выполняться в виде «честной игры».
Дата публикации: 07.06.08
Проект: Кинополитики
© Кушнарева И., Кралечкин Д. 2008